Реальное училище (приют) принца П. Г

Принц Александр Петрович Ольденбургский (1844-1932)*

Судьбы представителей российской ветви Ольденбургского герцогского дома неоднократно привлекали внимание как русских, так и немецких историков. В российской историографии наиболее крупным исследованием, специально посвященным этой теме, является монография А.А.Папкова, вышедшая в 1885 году отдельной книгой (1), в германской - труд Рихарда Танцена, напечатанный в 1959-1960 годах в двух томах "Ольденбургского ежегодника"(2).

Первое из этих исследований написано преимущественно по русским источникам, второе - по немецким. Поэтому они не столько дублируют, сколько дополняют друг друга. В обеих работах биографии принцев Ольденбургских в России подробно изложены вплоть до смерти наиболее известного из них - принца Петра Георгиевича (Константина Фридриха Петера) Ольденбургского (1812-1881). В исследовании Р.Танцена (не содержащем ссылок на труд своего русского предшественника) лишь очень краткая IV глава (Bd. 59. S. 36-42) посвящена "третьему поколению" принцев Ольденбургских в России - детям Петра Георгиевича и еще меньше сказано о "последних носителях имени принцев Ольденбургских в России", то есть о четвертом поколении. (Ibid. V.Teil. S. 43-45).

Между тем, сын Петра Георгиевича принц Александр Петрович Ольденбургский был весьма неординарной личностью, и плоды его неутомимой многосторонней деятельности сохранялись много лет спустя после крушения Российской империи, изгнания принцев Ольденбургских из России и предания их имени забвению. А такие его любимые детища, как Петербургский Институт экспериментальной медицины и Гагринский морской курорт продолжают функционировать и поныне. Теперь, на исходе XX столетия, в России вновь возник широкий общественный интерес к административной, благотворительной и просветительной деятельности выдающихся представителей немецкой династии, нашедших в России свою вторую родину и много способствовавших ее процветанию. Сведения о них появляются в энциклопедических справочниках и словарях (3). Публикуются также статьи в журналах и сборниках и популярные работы (4).

Настоящая статья имеет целью охарактеризовать личность и труды принца А.П.Ольденбургского на основании как литературных (главным образом, мемуарных), так и неизданных источников из российских архивов.

Отец Александра Петровича - принц Петр Георгиевич Ольденбургский - был одним из выдающихся представителей высшей российской аристократии. По матери он приходился двоюродным братом императору Александру II, по отцу - двоюродным братом Великому герцогу Николаю Фридриху Петеру, почти полвека (с 1853 по 1900 год) правившему Ольденбургом. Он прославился, прежде всего, на почве государственной благотворительности, здравоохранения и народного просвещения. В 1889 году перед зданием Мариинской больницы на Литейном проспекте в Петербурге Петру Ольденбургскому был воздвигнут памятник с надписью "Просвещенному благотворителю", а в 1912 году, в связи со столетием со дня его рождения часть набережной реки Фонтанки в Петербурге была названа Набережной принца Петра Ольденбургского(5).

Мать Александра Петровича - Терезия Вильгельмина (1815-1871) была дочерью великого герцога фон Нассау. Она постоянно помогала мужу в его благотворительной деятельности.

В семье Петра Георгиевича и Терезии Ольденбургских было 8 детей - 4 сына и 4 дочери. Несмотря на свою принадлежность к высшей российской аристократии, принц Петр Георгиевич и его жена сохраняли лютеранское вероисповедание и детей своих крестили по лютеранскому обряду. При крещении каждый из детей получил по три немецких имени, но вне семейного круга их называли по имени и отчеству, как это принято в России.

Лучшие дня

Александр был четвертым ребенком и вторым сыном в семье, однако жизненные обстоятельства его братьев и сестер сложились таким образом, что именно он стал единственным полноправным наследником и продолжателем рода принцев Ольденбургских в России.

Его старшая сестра Александра Петровна (Alexandra Friederike Wilhelmine, 1838-1900) в 1856 году вышла замуж за Великого князя Николая Николаевича (1831-1891) - родного брата императора Александра II. Их сын - Николай Николаевич-младший (1856-1929) был главнокомандующим Российской армией в начале Первой мировой войны (до августа 1915 г., когда главное командование взял на себя император Николай II). Настроенная глубоко религиозно, Александра Петровна первая из семьи принцев Ольденбургских перешла в православие, а позднее оставила мужа, постриглась в монахини под именем Анастасии и стала игуменьей основанного ею в Киеве Покровского монастыря. Там она и скончалась(6).

Сыновья в семье принцев Ольденбургских получали домашнее образование и готовились к военной службе. В соответствии с порядком, принятым в среде высшей российской аристократии, они записывались в императорскую гвардию и получали первый офицерский чин прапорщика еще при крещении. Ко времени своего совершеннолетия и вступления на действительную военную службу они были уже гвардейскими штаб-офицерами.

Старший брат Александра Петровича - Николай (Nikolaus Friedrich August, 1840-1886) в 21 год в чине полковника командовал лейб-гвардии конно-пионерским эскадроном, а год спустя получил придворное звание флигель-адъютанта и был назначен командиром Изюмского гусарского Наследного принца Прусского полка(7). Перед ним открывалась блестящая военная карьера. Однако весной 1863 г. 23-летний полковник принц Николай Петрович Ольденбургский совершил неожиданный поступок, вызвавший серьезные последствия не только для него самого, но и для всего Ольденбургского дома.

Он вступил в брак с нетитулованной дворянкой 18-летней Марией Ильиничной Булацель. Этот неравный брак, заключенный вопреки воле родителей, был признан морганатическим. Николай Петрович утратил права на родительское наследство. Его дети были лишены права именоваться принцами Ольденбургскими. Все же Великий герцог Ольденбургский отнесся к этому событию менее сурово, чем Российский император. Он пожаловал Марии Булацель графское достоинство, и дочери от этого брака именовались впоследствии графинями Остернбургскими. Российская же военная служба Николая Ольденбургского оборвалась. 22 июня 1863 г. высочайшим приказом он был уволен в отставку "по болезни". Три года спустя, благодаря заступничеству Великого князя Николая Николаевича, женатого на его родной сестре, Н.П. Ольденбургскому было разрешено вернуться на военную службу, но карьера его была непоправимо подорвана. В 1872 г. он получил чин генерал-майора, помогал отцу в его благотворительной деятельности, но так и не смог проявить себя ничем значительным ни на военном, ни на общественном поприще. В 1879 г. он был командирован за границу "для осмотра тамошних лучших больниц и благотворительных учреждений" и больше в Россию не вернулся. Последние годы он провел на острове Мадейра, где лечился от чахотки. Умер в Женеве 20 января 1886 г.

Третий ребенок - дочь Цецилия умерла во младенчестве. Александр Петрович (Alexander Friedrich Konstantin) родился 21 мая (по новому стилю - 2 июня) 1844 года в Санкт-Петербурге, в великолепном дворце, пожалованном в 1830 году императором Николаем I принцу П.Г.Ольденбургскому. Этот дворец, построенный во второй половине XVIII века для известного государственного и общественного деятеля екатерининских времен И.И.Бецкого (1704-1795), был в 1830 г. перестроен и заново оборудован выдающимся архитектором В.П.Стасовым. На протяжении 87 лет он являлся "родным гнездом" обширного семейства принцев Ольденбургских. Выходя тремя фасадами на Набережную Невы, Летний сад и Марсово поле, он и теперь является украшением города. Ныне в нем размещается Санкт-Петербургская академия культуры - высшее учебное заведение, готовящее дипломированных библиотекарей, библиографов, музейных и издательских работников(8).

При крещении Александр был записан прапорщиком в самый привилегированный полк Императорской гвардии - Преображенский, казармы которого размещались на Миллионной улице, как раз между императорским Зимним дворцом и дворцом принцев Ольденбургских. С детства его готовили к военной службе, однако, в семье он получил также разностороннее гуманитарное образование. Его родители вели открытый образ жизни. Во дворце часто давались балы, устраивались домашние концерты и спектакли. Постоянными посетителями дворца были не только представители петербургской знати, но и студенты Александровского лицея и Училища правоведения, попечителем которых был отец Александра - принц П.Г.Ольденбургский. Во дворце была прекрасная библиотека. Позднейшие мемуаристы неизменно отмечали начитанность и энциклопедические познания принца Александра.

Летом семья принцев Ольденбургских жила в летнем дворце на Каменном острове в дельте Невы, приобретенном в 1833 году П.Г.Ольденбургским у князя М.М.Долгорукого. Этот большой дворец, построенный архитектором С.Л.Шустовым, признан шедевром русского деревянного зодчества (описание дворца и жизни в нем принцев Ольденбургских дано в письмах и записках гостя из Ольденбурга - Гюнтера Янсена, посетившего Петербург в 1872 году(9)).

В январе 1868 г. Александр женился на дочери герцога Максимилиана Лейхтенбергского и великой княжны Марии Николаевны (дочери императора Николая I) - Евгении (1845-1925), крещеной по православному обряду. В ноябре родился их единственный сын Петр (Peter Friedrich Georg, 1868-1924).

По служебной лестнице Александр Петрович продвигался чрезвычайно быстро. В 26 лет он уже - командир лейб-гвардии Преображенского полка. К этому времени отчетливо проявились многие противоречивые черты его характера. Он чрезвычайно строг и нередко мелочно требователен к подчиненным. Вместе с тем он так же требователен и к себе. Не дает ни себе, ни другим ни минуты покоя. Чрезвычайно эмоционален и вместе с тем упрям. Вспыльчив, но не злопамятен. Неточное выполнение своего распоряжения воспринимает как личную обиду. Вникает во все мелочи военной подготовки, службы и быта офицеров и солдат. Честолюбив. Не может допустить и мысли, что его полк окажется не самым лучшим на плацпараде, на маневрах и на императорском смотру.

Хотя Гвардейские полки готовили скорее к смотрам и парадам, чем к боевым действиям, во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Александр II решил двинуть лейб-гвардию на Балканы. Генерал-майор принц Александр Ольденбургский был назначен командиром 1-й гвардейской бригады в составе Преображенского и Семеновского лейб-гвардейских полков. Служивший под его началом Н.А.Епанчин вспоминал, что "Принц А.П.Ольденбургский в течение всего похода вел себя по-спартански; он не имел экипажа, а всегда был верхом, не имел повара и прочих удобств жизни, питался при одном из полков его бригады наравне с офицерами"(10).

Осенью 1877 г. войска под командованием принца Ольденбургского, входившие в состав Западного отряда генерала И.В. Гурко, отличились при взятии Этрополя, в декабре - при труднейшем переходе через заснеженные Балканские перевалы(11). Принц достойно провел всю военную кампанию против турок, был награжден несколькими орденами и золотым оружием, но никаких особенных военных талантов не проявил. Их и трудно было проявить под началом талантливого и властного генерала Гурко, требовавшего от своих подчиненных лишь точного и безукоризненного выполнения его приказаний. По окончании войны принц А.П.Ольденбургский продолжал командовать 1-й гвардейской бригадой, в 1880 г. был назначен командующим 1-й гвардейской пехотной дивизией, расквартированной в Петербурге, и вскоре получил чин генерал-лейтенанта и звание генерал-адъютанта Его Императорского Величества(12).

В 1881 году скончался отец Александра принц Петр Георгиевич Ольденбургский. Еще раньше умерли его младшая сестра Екатерина (1846-1866) и брат Георгий (1848-1871), а самая младшая сестра Тереза в 1879 г. была выдана замуж за младшего брата жены Александра - герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского.

В 1882 году младший брат Александра генерал Константин Петрович Ольденбургский (1850-1906), служивший на Кавказе, в точности повторил опрометчивый поступок их старшего брата Николая Петровича: женился морганатическим браком на Агрипине Константиновне, урожденной Джапаридзе, бывшей в первом браке за грузинским князем Тариелом Дадиани. Великий герцог Ольденбургский пожаловал ей титул графини Зарнекау.

С этого времени Александр Петрович Ольденбургский и его супруга Евгения Максимилиановна стали единственными законными владельцами великолепного дворца на берегу Невы, летнего дворца на Каменном острове и вместе с тем унаследовали от П.Г.Ольденбургского многочисленные заботы о благотворительных, медицинских и учебных заведениях, попечителем которых тот состоял. Сохраняя свой высокий военный пост, Александр Петрович в 1881 г. стал "по совместительству" попечителем императорского Училища правоведения, детского приюта принца Ольденбургского и Свято-Троицкой общины сестер милосердия.

Евгения Максимилиановна Ольденбургская стала покровительницей Попечительного комитета о сестрах Красного Креста, председателем Императорского общества поощрения художеств, а от своего отца унаследовала также почетную должность председателя Императорского Минералогического общества.

Общественная деятельность принцессы Е.М.Ольденбургской, несомненно, заслуживает отдельного исследования. Здесь я отмечу только, что Комитет о сестрах Красного Креста (переименованный в 1893 г. в Общину Святой Евгении) развернул широкую издательскую деятельность, наводнив всю Россию художественно оформленными почтовыми конвертами и открытками с репродукциями картин Эрмитажа, Русского музея и Третьяковской галереи. К этой работе были привлечены многие русские художники во главе с А.Н.Бенуа. Про эти открытки говорили: "У них лишь один недостаток - их жаль посылать на почту". Это начинание Е.М.Ольденбургской пережило Октябрьскую революцию. В 1920 г. издательство Общины Св. Евгении было реорганизовано в Комитет популяризации художественных изданий и выпустило несколько прекрасных монографий о художниках, а также путеводителей по Петрограду и его окрестностям(13).

Не менее значительной была деятельность Е.М.Ольденбургской по созданию широкой сети детских художественных школ в Петербурге, его окрестностях и других губерниях России. В 1900-е годы Евгения Максимилиановна была уже тяжело больна, теряла способность самостоятельно передвигаться и жила, главным образом, в своем имении Рамонь недалеко от Воронежа.

В 1885 г. принц А.П.Ольденбургский был назначен командиром Гвардейского корпуса, то есть командующим всей Императорской гвардией. Н.А.Епанчин так вспоминал об этом пике его военной карьеры: "Гвардейским корпусом командовал принц Александр Петрович Ольденбургский; добрый, благородный человек, он отличался порывистым характером, был весьма вспыльчив, но и отходчив. После вспышки, иногда наговорив весьма неприятные и неуместные вещи, принц имел гражданское мужество сознаться в этом и извиниться"(14).

Несколько по иному звучат воспоминания дяди императора Николая II - великого князя Александра Михайловича об этом же периоде службы А.П.Ольденбургского: "Его строгость граничила с сумасбродством. Весть о его приближении во время инспекторских смотров вызывала среди офицерского состава нервные припадки, а на солдат наводила панику. С этой маниакальной строгостью в видимом противоречии находилась его благоговейная преданность наукам. Он оказывал щедрую материальную поддержку всевозможным просветительным и благотворительным начинаниям, а также научным экспедициям и изысканиям. Он покровительствовал молодым, подающим надежду ученым, а они относились снисходительно к его неуравновешенности и чудачествам" (15).

У принца А.П.Ольденбургского из-за его трудного характера было, по-видимому, немало недоброжелателей, и в августе 1889 г. командиром гвардейского корпуса вместо него был назначен генерал-адъютант К.Н.Манзей, "совершенное ничтожество в военном отношении", по отзыву Н.А.Епанчина.

Окончание военной карьеры по сути дела послужило для 45-летнего принца А.П.Ольденбургского началом его главного жизненного поприща, на котором он смог проявить себя гораздо ярче и значительней, чем на военной службе. От отца он унаследовал, в частности, стремление к развитию и совершенствованию здравоохранения в России. Но если Петра Ольденбургского занимала преимущественно практическая сторона дела - он открывал новые больницы и щедро их финансировал, то сын решил, прежде всего, добиться повышения научного уровня медико-биологических исследований в России. С этой целью он на собственные средства, при поддержке государства и с привлечением взносов частных лиц, буквально на пустом месте создал Институт экспериментальной медицины (ИЭМ), не имевший в то время аналогов не только в России, но и в Европе. За образец он принял парижский институт Пастера, но если Пастеровский институт занимался сравнительно узким кругом проблем, то принц Александр решил организовать многопрофильный институт с относительно автономными отделами, разрабатывающими фундаментальные проблемы, выдвигаемые современным развитием мировой медико-биологической науки. Александр Петрович купил обширный участок земли на окраине Петербурга, на Аптекарском острове и начал возводить на нем корпуса будущего института. Одновременно он стал подбирать штаты института из числа самых выдающихся биологов, химиков, физиологов и врачей России. ИЭМ был создан и прекрасно оборудован в необычайно короткий срок. Научный потенциал его ведущих сотрудников был очень высок. Выдающийся физиолог академик Л.А.Орбели вспоминал много лет спустя: "Я так и не знаю, понимал ли он (А.П. Ольденбургский) что-либо в физиологии, но вообще он был просвещенным человеком. В 1890 г. он основал Институт экспериментальной медицины. В этом институте ему захотелось организовать физиологическое отделение. Он узнал (не знаю, кто его в этом отношении просветил), что есть у нас выдающийся физиолог, Иван Петрович Павлов, и он предложил ему сначала стать директором института, а когда от этого Иван Петрович отказался, возглавить физиологический отдел. Тогда этот отдел и был создан. Надо сказать, что это был период, когда Павлов был уже вполне сформировавшимся ученым, и лаборатория при клинике С.П.Боткина не могла уже его удовлетворять"(16). Именно в лабораториях ИЭМ И.П.Павлов провел свои знаменитые исследования по физиологии пищеварения, принесшие ему в 1904 году Нобелевскую премию и всемирное признание.

Не менее интересны воспоминания другого ветерана ИЭМ Д.А.Каменского: "В 1890 году состоялось открытие Института экспериментальной медицины, работа там только начиналась и штатов еще никаких не было. Нештатным был даже директор института В.К.Анреп. В тот год был добыт Кохом туберкулин и на использование и изучение его набросился весь мир. Принц А.П.Ольденбургский командировал Анрепа в Берлин, обязав получить это средство, и был необычайно рад, когда его привезли из-за границы. Принц Ольденбургский вообще желал, чтобы "его" институт был первым в мире, и радовался тому, что первые исследования туберкулина будут проделаны у него в институте"(17).

А.П.Ольденбургский вел постоянную переписку с видными европейскими медиками и биологами (в частности, с Л.Пастером и Р.Вирховом). В получении и изучении иностранной научной литературы ему деятельно помогал личный библиотекарь Теодор Эльсхольц, являвшийся вместе с тем летописцем дома Ольденбургских. Его двухтомный рукописный труд "Aus vergangenen Tagen" ("Из дней минувших"), хранящийся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге еще ждет своего исследователя(18).

Институт экспериментальной медицины на протяжении всего XX века оставался и остается до сих пор одним из ведущих медико-биологических научных учреждений России.

Однако имя его основателя многие годы было предано забвению. Лишь в 1994 году на здании института была укреплена мемориальная доска: "Институт экспериментальной медицины. Основан принцем Александром Петровичем Ольденбургским в 1890 году"(19).

В 1896 году в Прикаспийских степях были обнаружены случаи заболевания чумой. В январе 1897 г. указом Николая II была образована "Особая комиссия для предупреждения занесения чумной заразы и борьбы с нею в случае появления ее в России" под председательством А.П.Ольденбургского. Принц немедленно выехал в Астраханскую губернию и принял там самые строгие санитарные и карантинные меры. Многие высшие чиновники находили эти меры чрезмерными, наносящими ущерб внешней торговле России и ее бюджету (из Астрахани, как известно, экспортировалась икра). Но принц был непреклонен. А главное, принятые им меры достигли цели: очаг эпидемии был быстро локализован и в центральные губернии России чума не проникла. Надо сказать, что А.П.Ольденбургский был неплохо теоретически подготовлен к выполнению этой трудной и опасной миссии: в его архиве сохранились многочисленные выписки, вырезки, заметки, касающиеся эпидемий чумы в Европе, сделанные Т.Эльсхольцем(20).

Министр финансов С.Ю.Витте, председательствовавший в чумной комиссии в отсутствие принца Ольденбургского, вспоминал, как однажды "принц прислал телеграмму с требованием запретить вывоз некоторых товаров из России из-за появления чумы". Комиссия отказала, чтобы не поднимать в Европе переполох, и Николай II с этим согласился. Принц очень обиделся на Витте, но долго сердиться на кого-либо он не умел. Вскоре через министра внутренних дел Д.С.Сипягина он дал понять Витте, что хотел бы помириться с ним. Витте отправился к нему с визитом. Принц "со слезами на глазах говорил, что этот инцидент на него чрезвычайно подействовал, что с тех пор у него болит сердце и что он именно этому инциденту приписывает свою болезнь сердца". Здесь же Витте описывает забавный бытовой эпизод, как нельзя лучше свидетельствующий об экстравагантных чертах характера принца А.П. Ольденбургского. Внезапно, посреди разговора принц выбежал из кабинета и некоторое время спустя вбежал обратно с громким криком: "Проснулась, проснулась!" Оказалось, что его старая нянюшка несколько дней не просыпалась. "И вот, говорит, я пришел туда и закатил ей громадный клистир, и как только я ей сделал клистир, она вскочила и проснулась". Принц Ольденбургский был по этому поводу в весьма хорошем настроении духа, и я расстался с ним в самых дружественных отношениях"(21).

Вторым после Института экспериментальной медицины "любимым детищем" принца А.П.Ольденбургского стал Гагринский климатический курорт. В 1900 г. принц загорелся идеей создать на живописном, но пустынном тогда Кавказском берегу между Сочи и Сухуми благоустроенный, но относительно дешевый курорт, который мог бы успешно конкурировать с роскошными и дорогими курортами Крыма. Он сумел заинтересовать этой идеей и императора Николая II, который указом от 9 июля 1901 г. возложил на принца Ольденбургского заботу о создании Гагринской климатической станции. Принц сам стал руководителем строительных, дорожных, мелиоративных и прочих работ, вникал во все мелочи, вложил в осуществление любимой идеи все свои немалые средства. Но скоро этих денег стало нехватать. Принц добился от императора распоряжения об ежегодном отпуске из Государственного казначейства 150 000 рублей на строительство курорта. В газетах стали появляться статьи, в которых утверждалось, что принц расходует государственные деньги на удовлетворение своих амбиций и причуд. Граф Витте, который в качестве министра финансов был вынужден подписывать государственные ассигновки на нужды курорта, даже утверждал, что Гагринский курорт можно было бы создать намного дешевле, "если бы те деньги, которые ухлопал на это дело из казенного сундука принц А.П.Ольденбургский, были бы даны обыкновенным русским обывателям". По мнению Витте, "вся заслуга принца заключалась в том, что он человек подвижной и обладает таким свойством характера, что когда он пристает к лицам, в том числе иногда лицам, стоящим выше, нежели сам принц, то они соглашаются на выдачу сотен тысяч рублей из казенного сундука, лишь бы только он от них отвязался"(22).

В организации Гагринского курорта постоянную помощь отцу оказывал его сын Петр Александрович, женившийся в 1901 г. на младшей сестре императора Николая II Ольге Александровне. Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка Петра Александровича с невестой, а потом женой. 7 мая 1902 г. он писал ей из имения Рамонь под Воронежем: "Вчера был очень серьезный разговор о Гагринских делах. Дела эти так запутаны, что нет слов. Отвечает за них папа и нравственно и денежно. Я считаю себя обязанным их выпутать. [...] Я берусь устроить эти дела, если мне дадут право действовать совершенно самостоятельно". И 30 мая из Гагр: "Дела понемногу распутываются, но вывести их на чистую воду все-таки весьма и весьма сложно"(23).

Как бы то ни было, в 1903 году Гагринский курорт был торжественно открыт и почти 90 лет, вплоть до распада Советского Союза оставался одним из лучших климатических курортов на Черноморском побережье(24).

Очень яркие картины жизни принца А.П.Ольденбургского в Гаграх с неподражаемым народным юмором запечатлел абхазский писатель Фазиль Искандер в своем знаменитом романе "Сандро из Чегема".

Принц Петр Александрович Ольденбургский, женившись на сестре императора Ольге, перешел в православие и получил в подарок от Николая II дворец на Сергиевской улице в Петербурге. Брак этот оказался неудачным. Ольга Александровна много лет добивалась от брата-императора разрешения на развод и, наконец, в 1916 г. добилась его. Это, однако, другая история, и здесь я не буду подробно останавливаться на ней.

Ко времени Первой мировой войны А.П.Ольденбургский имел уже высший военный чин генерала-от-инфантерии, а в мае 1914 г., когда было торжественно отмечено 50-летие его действительной военной службы, получил также титул Его Императорского Высочества, то есть официально был приравнен к царской фамилии. Вскоре после начала войны "Высочайшим приказом от 3-го сентября 1914 года числящийся по гвардейской пехоте, член Государственного Совета и попечитель Императорского училища правоведения, генерал-адъютант, генерал-от-инфантерии Его Императорское Высочество принц Александр Петрович Ольденбургский назначается Верховным начальником санитарной и эвакуационной части"(25).

С назначением на эту, впервые созданную в России должность А.П.Ольденбургский получил чрезвычайно широкие обязанности и полномочия. Ему была подчинена вся военно-медицинская служба в России - полевые и тыловые госпитали со всем их персоналом, санитарные поезда; он отвечал за обеспечение лечебных учреждений медикаментами, продовольствием и необходимым оборудованием, за предупреждение эпидемий, возвращение вылечившихся воинов на фронт.

Материалы о деятельности принца А.П.Ольденбургского на этом посту хранятся в обширном архивном фонде Управления Верховного начальника санитарной и эвакуационной части, хранящемся в Российском государственном военно-историческом архиве (26).

Отчитываясь перед императором за первый год своей деятельности (с сентября 1914 по сентябрь 1915 г.), А.П.Ольденбургский писал: "Вступив в исполнение обязанностей, я счел необходимым прежде всего лично ознакомиться с постановкой вверенного мне дела на местах. С этою целью мной был препринят объезд линии фронта, тылового района и крупнейших центров внутри района, расположенных на пути эвакуации. Впечатление от первых объездов получилось неблагоприятное". Принц сетовал на "чрезвычайное многоначалие, сводившееся фактически к безначалию", на постоянные трения с местными властями, на недостаток медицинского персонала (в Германии, по его данным, на одного врача приходилось 1960 жителей, в России - 5140). Вместе с тем он отмечал большую помощь со стороны Красного Креста и других общественных организаций, огромный наплыв желающих записаться в сестры милосердия. В числе принятых им первочередных мер, А.П.Ольденбургский называл организацию досрочного выпуска врачей из медицинских учебных заведений, что дало фронтовым и тыловым госпиталям дополнительно 3023 врача; привлечение вольнопрактикующих женщин-врачей, создание 357 военно-санитарных поездов. К 1 июля 1915 г. с фронта было эвакуировано около 1571000 раненых и больных, в госпиталях развернуто свыше 597000 коек.

"Почти с самого начала войны, - писал он далее, - наши военно-санитарные поезда стали подвергаться обстрелу бомбами с вражеских аэропланов. В виду этого сделано было распоряжение окрасить крыши всех вагонов военно-санитарных поездов в белый цвет с изображением Красного Креста. На основании постановлений Женевской конвенции эти изображения должны были оградить поезда от нападений. Действительность показала обратное: Красный Крест стал служить для неприятельских летчиков прицельной точкой и сбрасывание бомб на поезда участилось. Поэтому 2 мая я приказал немедленно закрасить все крыши санитарных вагонов в защитный цвет"(27).

Принц полностью переориентировал Гагринский курорт и другие курорты России на военно-медицинские нужды. Помимо того, что там были организованы лечебные учреждения для выздоравливающих, там же было налажено выращивание лекарственных растений.

Официальные архивные документы о деятельности принца А.П.Ольденбургского в должности Верховного начальника санитарной и эвакуационной части могут быть дополнены, а отчасти и прокорректированы свидетельствами мемуаристов. Так, А.А.Поливанов, состоявший до мая 1915 г. при принце Ольденбургском, а в июне того же года назначенный военным министром, упрекал своего бывшего начальника в том, что он в начале войны переоценил эффективность защиты от газов при помощи "противогазовых повязок", состоявших из нескольких слоев марли, пропитанных определенными составами, и задержал тем самым разработку более эффективных средств - противогазов. "Принц А.П.Ольденбургский,- вспоминал впоследствии Поливанов, - схватился за это новое дело (изготовление повязок) со свойственной ему исключительной энергией, но затем, как всегда и во всех его новых начинаниях, вместо того, чтобы внимательно следить за применением нового средства и на основании опыта нашего и наших союзников вводить в него подсказываемые практикой улучшения, упрямо остановился на своем, раздражался, когда узнавал, что в общественных организациях вырабатываются другие типы противогазовых средств, и, в конце концов, из армии понеслись заявления, что снабжение ее противогазовыми средствами неудовлетворительно, особливо сравнивая таковые же средства, появившиеся у германцев. Стремление принца с неукротимой быстротой браться за новые начинания выходило за пределы области военно-санитарного и эвакуационного дела, которым он вообще руководил без системы и без ровной настойчивости, а посредством случайных взрывов своей, исключительной для его возраста энергии"(28). В начале 1916 г. между А.П. Ольденбургским и военным министром Поливановым возник открытый конфликт из-за того, что принц неожиданно увлекся не защитой от ядовитых газов, что входило в его обязанности, а вопросами их изготовления, что полностью входило в компетенцию военного министра. Пришлось вмешаться императору и решить этот вопрос в пользу Поливанова(29).

Так или иначе, но мемуаристы и историки согласны в том, что военно-медицинская служба в русской армии во время Первой мировой войны была хорошо организована. Этим, а не только пресловутой "суровостью" принца или близостью его к Императорскому дому можно объяснить высокий его авторитет не только в армейских верхах, но и у простых солдат и офицеров

Когда в феврале 1917 г. в Петрограде вспыхнула революция, принц А.П.Ольденбургский оказался среди тех генералов, кто убеждал Николая II отречься от престола(30). Он же одним из первых объявил о своей поддержке Временного правительства. Сохранилась подлинная телеграмма, которую А.П.Ольденбургский отправил 9(22) марта 1917 г. из Могилева, где находилась Ставка Верховного главнокомандования, в Петроград своему сыну Петру: "Послал [Г.Е.] Львову следующую депешу: "От имени жены моей и моего заявляю полное желание и готовность энергично поддерживать Временное правительство во славу и на благо нашей дорогой Родины". Сообщи маме. Принц Александр Ольденбургский"(31).

Это были едва ли не единственные случаи, когда А.П.Ольденбургский открыто высказался по злободневным политическим вопросам. До того он предпочитал, как и его отец, держаться в стороне как от внешней, так и от внутренней политики, занимаясь, помимо военной деятельности, преимущественно делами благотворительности, здравоохранения, народного образования.

Однако, отношения с новой властью у А.П.Ольденбургского все же, по-видимому, не сложились. Он должен был оставить пост Верховного начальника санитарной и эвакуационной части, продал Временному правительству России свой дворец на берегу Невы и незадолго до Октябрьского переворота уехал в Финляндию. Туда к нему из Рамони приехали жена и сын. Оттуда они переехали во Францию, навсегда покинув Россию.

С этого начинается заключительная и весьма печальная глава в истории российской ветви принцев Ольденбургских. Александр Петрович с женой и сыном поселились на Атлантическом побережье Франции, недалеко от испанской границы. Сведения об их жизни там очень скудны. Неожиданным источником оказался мемуарный очерк И.А.Бунина, написанный в 1931 г. и озаглавленный "Его Высочество"(32). Бунин рассказывает, что он познакомился с Петром Александровичем Ольденбургским в 1921 г. в Париже. "Меня удивил его рост, - пишет Бунин, - его худоба, [...] его череп, совсем голый, маленький, породистый до явных признаков вырождения". П.А.Ольденбургский подарил Бунину книжечку своих рассказов "Сон", изданную им в Париже под псевдонимом "Петр Александров". "Он писал о "золотых" народных сердцах, внезапно прозревающих после дурмана революции и страстно отдающихся Христу. [...] Писал горячо, лирически, но совсем неумело, наивно. [...] Однажды на одном большом вечере, где большинство гостей были старые революционеры, он, слушая их оживленную беседу, совершенно искренно воскликнул: "Ах, какие вы все милые, прелестные люди! И как грустно, что Коля [Николай II] никогда не бывал на подобных вечерах! Всё, всё было бы иначе, если бы вы с ним знали друг друга!" [...] "Некоторые, - пишет Бунин, - называли его просто "ненормальным". Всё так, но ведь и святые, блаженные были "ненормальны"". Бунин цитирует далее сохранившиеся у него письма Петра Ольденбургского 1921-1922 годов: "Я поселился в окрестностях Байонны, - писал П.А.Ольденбургский И.А.Бунину, - на собственной маленькой ферме, занимаюсь хозяйством, завел корову, кур, кроликов, копаюсь в саду и в огороде. По субботам езжу к родителям, которые живут неподалеку, в окрестностях Сен Жан де Люз".

Бунин упоминает о вторичной женитьбе П.А.Ольденбургского, о его скоротечной чахотке, о смерти в санатории в Антибе на Французской Ривьере. Его воспоминания ни в чем не противоречат сведениям, известным нам из других источников. В Российской государственной библиотеке обнаружилась и упомянутая Буниным маленькая книжечка рассказов. Ее содержание вполне соответствует той характеристике, которую дает ей Бунин(33).

Петр Ольденбургский тяжело болел и умер раньше своих родителей. Через год, в ночь на 4 мая 1925 г. в Биаррице умерла его мать. Александр Петрович пережил жену на семь лет. В парижской русской газете "Последние новости" № 4187 от 8 сентября 1932 г. появилось краткое объявление: "Скончался принц А.П.Ольденбургский. Биарриц, 7 сентября (Гавас). 6-го сентября на 89 году жизни скончался принц Александр Петрович Ольденбургский". Более пространный некролог за подписью "Ч." был помещен в газете "Возрождение" за 7 сентября.

Так пресеклась прямая российская линия Ольденбургского герцогского дома. Изучение биографий потомков графов Остернбург и Зарнекау осталось за пределами данного исследования.

Примечания

(*) Материалы этой статьи опубликованы в Германии на немецком языке: Tschernych V.A. Die dritte Generation des russischer Linie des Hauses Oldenburg. Prinz Alexander Petrowitsch (1844-1932) // Das Haus Oldenburg in Ru?land. Oldenburg, 2000. S. 171-188 (Oldenburger Forschungen. Neue Folge. Band. 11).

(1) Папков А.А. Жизнь и труды принца П.Г.Ольденбургского. СПб., 1885.

(2) Tantzen R. Das Schicksal des Hauses Oldenburg in Ru?land // Oldenburger Jahrbuch. Bd. 58. 1959. S. 113-195; Bd. 59. 1960. S. 1-54.

(3) Назову для примера: Гребельский П.Х. Герцоги и принцы Ольденбургские // Дворянские роды Российской империи. Т.2. Спб.,1995. С.18-21; [Черных В.А.]. Ольденбургский Георгий Петрович // Тверская область. Энциклопедический словарь. Тверь, 1994. С. 183 (Без подписи).

(4) Например: Анненкова Э.А., Голиков Ю.П. Русские Ольденбургские и их дворцы. СПб.,1997; Степанец К.В. Просвещенные благотворители Ольденбургские: вклад семьи в развитие медицинских и учебных заведений. // Петербургские чтения - 97. СПб., 1998. С. 118-122; Яковлева Е.Б. Благотворительная деятельность семьи Ольденбургских в России // Немцы и развитие образования в России. СПб., 1998. С. 182-186; Голиков Ю.П. Принц А.П.Ольденбургский - организатор и попечитель Института экспериментальной медицины // Немцы в России: проблемы культурного взаимодействия. СПб., 1998. С. 279-286.

(5) См.: Iskjul S.N. Prinz Peter Georgiewitch von Oldenburg gilt als einer der grossen russischen Philantropen // Das Haus Oldenburg in Ru?land. Oldenburg, 2000. S. 157-170 (Oldenburger Forschungen. Neue Folge. Band. 11).

(6) Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. Париж, 1930. С.20-21; Киев. Энциклопедический справочник. Киев. 1986. С.492.

(7) Полный послужной список флигель-адъютанта полковника принца [Николая] Ольденбургского. Составлен 1 января 1863 г. // Российский государственный военно-исторический архив (далее: РГВИА). Ф. 400. Оп. 9. Д. 525. Л. 13-18.

(8) Баженова Е.М. Дом И.И.Бецкова на Марсовом поле // Сборник материалов, посвященных 75-летию Петербургской Государственной академии культуры. СПб., 1993. С. 154-163.

(9) Schieckel H. Briefe und Aufzeichnung des oldenburgisches Vortragenden Rates Gunter Jansen uber seine Dienstreise nach Petersburg im Mai 1872 // Geschichte in der Region. Zum 65. Geburtstag von Heinrich Schmidt. Hannover, 1993. S. 351-376.

(10) Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М.,1996. С.96-97.

(11) Епанчин Н.А. Очерк действий Западного отряда Генерал-адъютанта Гурко. Ч. 1-3. СПб., 1889-1890.

(12) Краткая записка о службе генерал-лейтенанта принца Ольденбургского // РГВИА. Ф. 400. Оп. 17. Д. 1066. Л. 3-4.

(13) Снегурова М. Община св. Евгении // Наше наследие. 1991. № 3. С. 27-33. См. также: Бенуа А. Мои воспоминания. Т. 2. М., 1990; Третьяков В.П. Открытые письма Серебряного века. СПб., 2000.

(14) Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М.,1996. С. 170.

(15) Александр Михайлович, Великий князь. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 127-128.

(16) Орбели Л.А. Воспоминания. М.; Л., 1966. С. 49.

(17) И.П.Павлов в воспоминаниях современников. Л., 1967. С. 104.

(18) Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (далее: ОР РНБ). Ф. 543. № 39, 40.

(19) См. Анненкова Э., Голиков Ю. Указ. соч. С. 168.

(20) ОР РНБ. Ф. 543. № 45.

(21) Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 2. С. 565-567.

(22) Там же. С. 564.

(23) Государственный архив Российской федерации. Ф. 643. Оп. 1. Д. З0. Л. 20-21, 31.

(24) См.: Гагры. Климатическая станция на Черноморском побережье. СПб.,1905; Пачулиа В.П. Гагра. Очерки истории города и курорта. Сухуми, 1979.

(26) РГВИА. Ф. 2018. 1060 единиц хранения.

(27) Там же. Оп. 1. Д. 950.

(28) Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний. 1907-1916. Т. 1 М., 1924. С. 164-165.

(29) Там же. С.166-167. Ср:. РГВИА. Ф.2018. Оп. 1. Д. 969. Л. 19-24.

(30) Падение царского режима. М.; Л., 1926. Т. 6. С. 411-412.

(31) РГВИА. Ф. 2018. Оп. 1. Д. 98. Л. 168.

(32) Бунин И.А. Воспоминания. Париж, 1950. С. 130-140.

(33) Петр Александров. Сон. Париж. Типография "Земгора". 216, Bd Raspail. 1921. 46 С.

господину Черных
paata ketsbaia 07.08.2006 10:35:03

С большим удовольствием прочитал про Ольденбургских Очень интересный труд Хочу попросить о помощи Я родом из Гагры Уже полвека в нашеи семье хранится уникальны рог (бронзовая подставка-композиция с 3-х литровым рогом)От деда мне известно что рог пренодлежал Ольденбургским и был изготовлен по заказу Александр Петровича в двух или трех эгземплярах а после революции один из видных абхазских бопьшевиков нестор Лакоба пытался его похитеть но моему прадеду удалось его спрятать В 30-40 годы рог упорно искали по приказу Берия прадед снова спас рог но заплатил за это жизню Такои же рог хронится в одном из дрезденских музеев (название музея и фото утеряны во время воины в абхазии)Прошу Вас подскожите где можно найти информацию об этом роге или об интересных вещах и раритетах пренадлежаших Ольденбургским
Заранее благодарю
С увожением Паата Кецбаиа [email protected]

(1881-05-14 ) (68 лет)

На восьмом году от роду он лишился матери и был по её желанию, высказанному принцессой перед кончиной, отвезен в Ольденбург к деду своему, герцогу Ольденбургскому Петру-Фридриху-Людвигу, где и получил дальнейшее воспитание вместе со старшим своим братом принцем Фридрихом-Павлом-Александром. В круг наук, которые должен был проходить принц, были между прочим включены древние и новые языки, геометрия, география, а также и русский язык. В последнее время пребывания своего в Ольденбурге принц с особенной любовью занимался юридическими науками и логикой под руководством Христиана Рунде. В 1829 году по Адрианопольскому миру Греция получила политическую самостоятельность и кандидатом на греческий престол некоторые дипломаты того времен и называли принца Ольденбургского. Но в конце 1830 года император Николай I вызвал принца (своего племянника) на русскую службу.

Воинские звания

Полковник (14.08.1812)
Генерал-майор (06.08.1832)
Генерал-адъютант (Выс. пр. 25.01.1856)
Генерал-лейтенант (06.12.1834)
Генерал от инфантерии (16.04.1841)

Награды

Орден Святого Андрея Первозванного (22.10.1812)
Орден Святой Анны 1 ст. (22.10.1812)
Орден Святого Александра Невского (22.10.1812)
Орден Святого Владимира 2 ст. (06.12.1835)
Орден Святого Владимира 1 ст. (14.04.1840)
Знак отличия за XV лет беспорочной службы (22.08.1850)
Знак отличия за XX лет беспорочной службы (22.08.1854)
Золотая медаль в память освобождения крестьян (05.12.1861)

У одного из первых частных вузов России – Петербургского института права имени принца Петра Ольденбургского – аннулировали лицензию. Это случилось после обращения из аппарата президента. Суть претензий неясна, и все стороны воздерживаются от объяснений.

Арбитражный суд Петербурга и Ленобласти удовлетворил иск Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки (Рособнадзор), в котором ведомство потребовало аннулировать лицензию на ведение образовательной деятельности у Санкт-Петербургского института права имени принца Петра Ольденбургского.

Институт был основан в 1992 году. Сначала он назывался Петербургской школой права, но позже его переименовали. Учебное заведение позиционирует себя как продолжателя традиций Императорского училища правоведения, основанного племянником императора Николая I принцем Петром Ольденбургским.

Согласно информационной системе СПАРК, институт принадлежит его бывшему ректору Евгению Гаркуше, действующему ректору Аркадию Гутникову, Виктору Пронькину, а также Елене Костиной. Максимальной выручки, 11,5 млн рублей, институт достиг в 2008 году. После этого она начала снижаться, сократившись в 2011 году до 4,5 млн рублей. Убыток института в этом же году составил 2 млн рублей. Институт размещается в памятнике истории и культуры "Доходный дом купца Полежаева" по адресу улица Старорусская, 5/3 в Центральном районе Петербурга.

Согласно данным арбитражного суда, в июне 2012 года в адрес Рособнадзора из аппарата президента поступило обращение, в котором говорилось о том, что учреждение якобы грубо нарушает лицензионные требования. Какие именно, не сообщается. "Мы не имеем права раскрывать информацию о конкретных нарушениях. Это можно узнать только от самой организации, - пояснил сайт замначальника управления надзора и контроля за образовательными учреждениями и научными организациями Рособрнадзора Александр Аргунов.

В ответ на обращение ведомство в августе того же года устроило выездную проверку, которая подтвердила информацию. В результате компания получила предписание нарушения устранить. Но компания этого так и не сделала. В результате Рособрнадзор в январе этого года приостановил действие лицензии. У института еще была возможность исправить упущение до конца марта, но он ей не воспользовался. В результате Рособрнадзор подал иск в суд о приостановке лицензии. На заседание представители института так и не явились, поэтому 2 июля Арбитражный суд Петербурга и Ленобласти удовлетворил заявление проверяющего органа в их отсутствие. У руководства института еще есть возможность оспорить решение, но его оно уже приняло решение о смене профиля заведения.

"Институт, завершив обучение студентов по программе "специалист-юрист", не проводил обучение по новой лицензии на реализацию программы "бакалавр", а в настоящее время является учреждением дополнительного и дополнительного профессионального образования и продолжает свои программы и проекты в сфере образования и права. Так что решение по поводу лицензии на программу высшего образования имеет вполне технический рутинный характер", - рассказал dp.ru ректор института Аркадий Гутников.

В 1834 году оставил военную службу. Поводом к переходу на гражданскую службу был следующий случай (известный со слов Половцова , которому рассказывал сам принц). Во время службы его в Преображенском полку принцу пришлось, по служебной обязанности, присутствовать при телесном наказани женщины, причём на обнаженные её плечи были наносимы солдатами палочные удары. Возмущенный такой картиной, принц с места экзекуции поехал к тогдашнему министру внутренних дел графу Блудову и заявил ему, что он никогда более не примет участия в распоряжениях по приведению в исполнение подобного наказания, не существовавшего ни у какого сколько-нибудь просвещённого народа, а потому просил доложить Императору его просьбу об отставке. Принц назначен был членом консультации при министре юстиции, а вслед за тем (23 апреля 1834) сенатором.

Императорское училище правоведения

На новом месте принц быстро убедился, что России остро не хватает чиновников с юридическим образованием, и что для этого необходимо специальное юридическое высшее учебное заведение. Принц подробно разработал проект нового «Училища Правоведения» и поднес его на благоусмотрение государя, с обещанием пожертвовать сумму, необходимую на приобретение дома и первоначальное обзаведение училища. Письмо принца с проектом, от 26 октября 1834 года , государь передал М. М. Сперанскому , с надписью:

29 мая 1835 года в Государственном Совете были уже рассмотрены и утверждены выработанные принцем, совместно со Сперанским , проект и штаты училища Правоведения, и на третий день последовал Высочайший рескрипт , коим принцу вверялось устройство училища. К концу ноября того же 1835 года купленное на средства принца здание на углу Фонтанки и Сергиевской улицы (ныне улица Чайковского) было переделано и приспособлено для открытия в нём училища (при этом приобретение здания и его приспособление и обзаведение обошлись принцу более чем в 1 миллион рублей). 5 декабря 1835 года последовало торжественное, в присутствии государя-императора, открытие училища. В тот же день Высочайшим рескриптом принц был утверждён в звании попечителя училища и пожалован кавалером ордена св. Владимира 2 степени. С момента учреждения училища до самой смерти своей, в течение почти полувека, принц не покидал самых сердечных забот об этом учреждении.

Общественная деятельность

Существуют упоминания о бюсте принца Ольденбургского, находившемся «у Варшавского вокзала ». Вероятно, бюст был установлен не у вокзала, а у здания Вольного экономического общества (4-я Красноармейская, 1/33), президентом которого был Пётр Георгиевич.

Ссылки

, Метро-Россия (28.02.2007).

Отрывок, характеризующий Ольденбургский, Пётр Георгиевич

– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu"on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu"on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца"я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве"ю, ве"ю, д"ужок, и "азделяю и одоб"яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.

На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!

В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.

ПРИЮТ ПРИНЦА ПЕТРА ГЕОРГИЕВИЧА ОЛЬДЕНБУРГСКОГО

В 1842 принц Петр Георгиевич Ольденбургский взял под свое покровительство открытый в 1841 ночной детский приют в Рождественской части, по 5-й ул. (ныне 5-я Советская ул.). В 1845 еще один приют с богадельней при нем на 30 женщин был открыт во 2-й Адмиралтейской части, по Глухому пер. (ныне пер. Пирогова), в доме Лактаева. В 1846 с разрешения императора Николая I принц приобрел два смежных каменных дома с двором и садом, на углу Глухого пер. и Прачечного пер. Сюда переместились оба благотворительных заведения, и 28 июня 1846 они были объединены - этот день считался датой образования Приюта принца П. Г. Ольденбургского.

До 1848 приютом заведовал коллежский советник Лемсон, при котором был утвержден первый устав приюта (1847). Председателем Комитета заведения был назначен директор Санкт-Петербургского коммерческого училища кол. сов. бар. фон Фон-Деринг.

Сначала в приюте было 300 детей обоего пола, лишенных возможности получать воспитание в семье - в большинстве сироты и полусироты. Им давалось лишь элементарное образование, причем главное внимание уделялось обучению различным мастерствам, которые давали бы выпускникам приюта возможность зарабатывать себе на жизнь ручным трудом. В богадельню новые женщины не принимались, и она прекратила свое существование, когда умерли последние призреваемые в ней женщины.

В 1857 был утвержден новый устав приюта, а 29 июня 1860 была совершена закладка его нового здания на бывшем Измайловском плац-параде (угол 12-й роты Измайловского полка и Дровяной ул., ныне 12-я Красноармейская ул., 36-40). Этот участок был передан приюту в собственность безвозмездно Городской общей думой. Старые же здания были проданы приютом известному благотворителю кол. сов. С. Д. Воронину за 100 000 руб. Новое четырехэтажное здание приюта, построенное по проекту архитектора Г. Х. Штегемана , было освящено 22 октября 1861 , а 5 декабря того же года в присутствии принца П. Г. Ольденбургского и вел. кн. Николая Николаевича Старшего с супругой был освящен домовой храм во имя иконы Божией Матери Утоли моя печали. Все расходы на устройство церкви дал С. Д. Воронин.

Мужское и женское отделения приюта по учебным программам постепенно приближались к типу средних учебных заведений, с той лишь разницей, что, кроме общеобразовательных предметов, много времени в нем уделялось обучению мастерствам и рукоделиям. 31 декабря 1890 высочайшей волей приюту были дарованы права казенных реальных училищ: в законодательном порядке было утверждено «Положение о приюте принца Петра Георгиевича Ольденбургского», приравнивающее его отделения по правам к учебным заведениям Министерства народного просвещения. Служащие в приюте, действительные члены Попечительного совета, лица учебно-воспитательного персонала и администрации получили права государственной службы, а выпускники приюта - возможность продолжать учебу в высших учебных заведениях. В «Положении» указывалось: «1. Приют <…> имеет целью воспитание и образование детей обоего пола, преимущественно сирот, без различия их происхождения, состояния и вероисповедания. 2. Приют состоит из мужского и женского отделений, причем первое подразделяется на: а) реальное, б) низшее механико-техническое и в) ремесленное. 3. Приют находится в ведомстве Министерства внутренних дел. Главное заведование оным принадлежит попечителю и состоящему при нем Попечительному совету, а непосредственное управление вверяется директору, при содействии комитетов педагогического и хозяйственного. <…> 28. Попечителем приюта назначается, с высочайшего соизволения, старший в роде потомок почившего в Бозе принца Петра Георгиевича Ольденбургского. <…> 32. Попечительный совет приюта составляется из председателя и членов: действительных, почетных и благотворителей. Директор приюта, по должности своей, состоит действительным членом совета. <…> 34. В пользу приюта вносят: председатель попечительного совета - по своему усмотрению, вице-председатель и действительные члены - не менее 500 руб. ежегодно, почетные - от 5 000 до 10 000 руб. единовременно или не менее 300 руб. ежегодно. 35. Почетному члену попечительного совета, пожертвовавшему в пользу приюта свыше 10 000 руб., предоставляется право передать звание почетного члена старшему своему сыну».

К началу 1900-х приют, попечителем которого состоял второй сын основателя принц Александр Петрович Ольденбургский, представлял собой несколько учебно-воспитательных заведений, как мужских, так и женских. В его здании, которое в 1896 было надстроено архитектором В. В. Шаубом пятым этажом и занимало площадь более 3 500 кв. сажен, располагались: женская гимназия с приготовительным и 8-м педагогическим классами и женское рукодельное отделение; мужские отделения - 7-ми классное реальное с приготовительным классом, 4-х классное механико-техническое (низшее) и 3-х классное ремесленное училище.

В 1900 было открыто отделение приюта в Луге, в усадьбе, подаренной ему местным Городским управлением. В 1904 в той же усадьбе приют открыл отделение для малолетних обоего пола, начиная с 4-летнего возраста. В 1901 приют открыл женское гимназическое отделение для приходящих учениц в Лесном, на собственном участке земли, завещанном ему покойным председателем Попечительного совета Ф. И. Базилевским (Большая Спасская ул., ныне пр. Непокоренных, напротив д. 6, на территории завода «Красный Октябрь»),. Здесь действовала церковь во имя вмч. Федора Стратилата. В 1903 приют основал школу-здравницу на Черноморском побережье, в Гаграх, где учились дети, по здоровью вынужденные жить в теплом климате. При гагринском отделении, была основана народная начальная школа с совместным обучением детей обоего пола . По данным на 1913 в приюте и его иногородних отделениях обучалось всего 1 837 детей, из них 967 интернов (т.е. платных), в том числе: в реальном отделении - 612 мальчиков (в т.ч. 424 интерна), в механико-техническом отделении - 108 мальчиков (в т.ч. 76 интернов), в ремесленном отделении - 20 мальчиков (в т.ч. 18 интернов), в женской гимназии 335 девочек (в т.ч. 183 интерна), в рукодельном отделении - 10 девочек (в т.ч. 7 интернов), в Лужском реальном отделении - 314 детей (в т.ч. 185 интернов), в Лужском малолетнем отделении - 22 ребенка (все интерны), в Лесном женском отделении 150 детей, в Гагринском реальном отделении - 130 детей (41 интерн), в Гагринской народной школе - 136 детей (в т.ч. 11 интернов). Некоторые учащиеся были стипендиатами августейшего попечителя, членов его семьи и других высочайших особ, около 100 детей воспитывались на стипендии и средства Попечительного совета, около 30 были стипендиатами Городской думы, плата за многих детей вносилась различными учреждениями и частными благотворителями.

Обучающиеся за свой счет интерны платили от 250 до 350 руб., в зависимости от отделения, и эта плата была значительно меньше, взимаемой другими аналогичными по программе учебными заведениями. Для приходящих воспитанников в С.-Петербурге и Луге плата за обучение составляла 100 руб., а в Гаграх - 60 руб. в реальном отделении и 3-6 руб. в начальной школе. Плата, взимаемая приютом за обучение, не покрывала расходов, достигающих (по всем отделениям) 475 000 руб. в год. Недостаток средств восполнялся членскими взносами и частными пожертвованиями, общая сумма которых составляла от 60 000 до 100 000 руб. в год.

В 1910-е председателем Попечительного совета состоял камергер Л. В. Голубев, вице-председателем - камергер кн. А. Д. Львов; непосредственное управление приютом осуществлял директор д.с.с. Ф. Ф. Россет. Во главе каждого отделения приюта стояли заведующие. Казначеем приюта был д.с.с. А. Л. Векшин. Деятельность приюта прекратилась после революции. В настоящее время перестроенное после войны здание приюта и учебных отделений занимает Высшее военно-морское училище подводного плавания.

Выделения мои. Отправил фотографии.