Небывалое увеличение численности населения , прежде всего развивающихся стран, произошло из-за резкого снижения смертности при сохранении высокой рождаемости. Последствия этого намного шире и глубже чем кажется вначале, поскольку влияют абсолютно на все: на экономику и политику, на семейный уклад и систему ценностей.

Вторая демографическая революция

Подавляющее большинство людей знакомы с демографической историей куда меньше, чем скажем, с историей политической или экономической. Ее важность осознали лишь недавно, да и исследовать ее оказалось нелегко, поскольку материальных следов почти не осталось. Все же в XX веке стало возможным нарисовать эскиз демографического развития человечества. Это была медленная эволюция с двумя скачками, двумя демографическими революциями.

Первая из них произошла в эпоху неолита (10— 15 тысяч лет назад), когда люди открыли для себя сельское хозяйство и на смену охоте и собирательству пришли скотоводство и земледелие. До этого воспроизводство человечества мало отличалось от размножения популяций животных.

Теперь же резкое повышение производительности при производстве продуктов питания, улучшение жилищ, расширение знаний об окружающем мире, оседлость и изменение социальных отношений кардинально повысили защищенность человеческой жизни.

Возник новый тип воспроизводства населения. Он сделал возможным рост населения, его расселение по всему земному шару и концентрацию в крупных поселениях.

Численность человечества стала увеличиваться, но если судить по сегодняшним меркам, то до самого последнего времени она росла черепашьими шагами. Смертность была очень высокой и уравновешивалась высокой рождаемостью с очень незначительным избытком.

Например, население Европы за первое тысячелетие новой эры не увеличилось вовсе. В целом за 10—15 тысяч лет — с начала неолитической революции до начала XIX века — все население планеты выросло примерно до 1 миллиарда человек.

Сейчас, как известно, нас больше 7 миллиардов , причем 6 миллиардов прибавились за последние 200 лет (а по большей части за 100 лет). Это — результат второй демографической революции, начавшейся в Европе примерно в конце XVIII века. Она совпала с переходом от сельских и аграрных обществ к городским, индустриальным и постиндустриальным, причем этот процесс постепенно охватил весь мир. Первым и решающим актом этой революции стало преодоление традиционного уровня смертности.

Раньше средняя продолжительность жизни колебалась от 20 до 30 лет, чаще приближаясь к нижнему пределу под влиянием эпидемий, голодных годов и войн. Это означает, что около 30% новорожденных не доживали до года, меньше половины доживали до 20 лет и меньше 15% — до 60 лет. Лишь накануне второй демографической революции средняя продолжительность жизни привилегированной части населения некоторых европейских стран превысила 30 лет.

Чтобы произошел революционный скачок в снижении смертности, кардинальные изменения должны были произойти и в условиях жизни людей. Промышленный переворот XIX века, успехи сельского хозяйства,- развитие транспорта и торговли привели к постепенному прекращению острых вспышек голода, которые уносили тысячи жизней (последний раз в европейской истории это произошло в Ирландии в 1846 году, тогда погибли около миллиона человек). Огромную роль в снижении смертности сыграло развитие медицины, которая сама пережила в то время революцию.

Началось все с открытия Эдвардом Дженнером в конце XVIII века вакцины от оспы, которое положило начало серии блестящих достижений медицинской науки — вплоть до открытия антибиотиков в середине XX века.

Постепенно Европа избавилась от грозных спутников Средневековья — оспы и чумы, потом были подавлены свирепствовавшие еще в XIX веке холера и тиф. Справились с дифтерией и другими детскими болезнями, научились лечить малярию, желтую лихорадку, туберкулез и многие другие заболевания, приносившие смерть огромному количеству людей.

Уже к концу XIX века средняя продолжительность жизни в большинстве европейских и в некоторых неевропейских странах достигла 40—50 лет. В XX веке средняя продолжительность жизни выросла намного, сегодня в европейских странах, в США и в Японии этот показатель выше 80 лет. При такой продолжительности жизни в возрасте до года дети почти не умирают, свыше 95% родившихся доживают до 30 лет, и свыше 75-80% - до 70.

Огромное снижение смертности имело множество разнообразных последствий — экономических, социальных, культурных. Но в контексте собственно демографической революции нас, прежде всего, интересует влияние снижения смертности на рождаемость.

Существует устойчивый миф о том, что в прошлом все семьи были многодетными. Но если бы это было в действительности, то население Европы росло бы такими темпами, какими сейчас растет население Африки, чего на самом деле, конечно, не происходило.

Россия, крестьянская семья, 1912 год. В деревнях даже в те, относительно "современные" годы множество детей умирало, не достигнув совершеннолетия.

В этом мифе многодетность путают с высокой рождаемостью. Рождаемость и в самом деле была высокой (5—7, а то и более детей на одну женщину), но это был ответ на высокую смертность. Выживали же в среднем примерно столько же детей, сколько и сейчас, в лучшем случае — немногим больше двоих детей на семью.

Массовая многодетность могла появиться лишь тогда, когда стала снижаться смертность. И когда такой сдвиг действительно наметился, то первыми почувствовали нарушение тысячелетнего равновесия рождаемости и смертности более зажиточные семьи в Западной Европе, а за ними и все остальные. Семьи столкнулись с проблемами сохранения статуса, дробления наследства, земельных участков и стали искать способы восстановления нарушенного равновесия.

Демографический взрыв

Разбалансирование рождаемости и смертности вначале было осознано на уровне семьи. Но осмысление истинных масштабов проблемы пришло только тогда, когда результаты ярко проявились на макроуровне, то есть на уровне населения целых стран и, в конечном счете, всей Земли.

Только тогда в сознании исследователей сложилась общая картина нарушения и восстановления демографического равновесия, а также понимание, что происходит демографический переход. Переход от равновесия «высокая смертность и высокая рождаемость» к равновесию «низкая смертность и низкая рождаемость».

Подобная перемена не может произойти сразу, она охватывает жизнь нескольких поколений. Иначе говоря, это довольно длительный период, во время которого существуют промежуточные, переходные формы воспроизводства населения. Она проходит через две основные фазы: фазу снижения смертности и фазу снижения рождаемости. Чтобы переход завершился, должно снизиться и то и другое.

Но как именно происходит снижение, как быстро оно распространяется на различные слои общества — все это зависит от конкретных исторических факторов, в том числе социального строя отдельно взятой страны. Поэтому демографический переход в разных странах протекает по-разному и с разной скоростью.

Обычно (хотя бывают и исключения) снижение рождаемости начинается спустя длительное время после начала первой фазы — снижения смертности. Стало быть, какое-то время уже снизившаяся смертность сосуществует со все еще высокой рождаемостью. Тогда-то и происходит демографический взрыв — чрезвычайно быстрое увеличение численности населения.

Потом, во второй фазе перехода, снижение рождаемости догоняет низкую смертность (а иногда и обгоняет ее), рост населения замедляется, а может даже прекратиться или смениться его убылью.

По сути, в такой убыли нет ничего страшного: ускоренный рост во время перехода дает избыток численности, который смягчает потом постепенный переход к окончательному равновесию. Но это схематическая картина, в реальной жизни все может быть сложнее и противоречивее.

Как показывает исторический опыт, могут реализоваться различные схемы демографического перехода. Например, Франция (и это почти исключительный случай) не знала демографического взрыва, поскольку там обе фазы перехода начались практически одновременно.

Примеры второго типа дают Великобритания, Швеция и другие страны Западной Европы. Здесь снижение смертности началось тогда же, когда и во Франции, а снижение рождаемости — на сто лет позже. Этим объясняется европейский демографический взрыв, который начался в середине XIX века. К тому времени смертность в Европе снизилась все же не так сильно, поэтому масштабы взрыва были несопоставимы с нынешними в развивающемся мире.

Тем не менее, взрыв был, и он внес немалый вклад в заокеанские миграции европейцев во второй половине XIX — первой половине XX века. Сейчас во всех европейских странах переход давно завершен, а рождаемость не обеспечивает даже простого воспроизводства населения.

Наконец, третий тип демографического перехода мы видим в наши дни на примере развивающихся стран. Смертность там снижается очень быстро, и во многих из них сейчас она значительно ниже, чем в Европе в XIX веке. А вот вторая фаза перехода даже не везде еще началась.

Поэтому превышение рождаемости над смертностью достигает огромных размеров, а демографический взрыв настолько мощный, что человечество перевалило за семь миллиардов и, как ожидается, к 2100 году достигнет десяти.

Стремительный рост населения ложится тяжелым бременем на экономику развивающихся стран и затрудняет социально-экономические преобразования. Как правило, правительства этих стран понимают необходимость снижения рождаемости — иным способом нельзя остановить демографический взрыв.

Но традиционалистские общества этих стран не готовы к столь стремительным переменам, поэтому снижение рождаемости в них идет медленнее, чем хотелось бы руководителям. Хотя, конечно, и там ситуация меняется.

Еще недавно существовало четкое деление на развитые страны, озабоченные своей низкой рождаемостью, и развивающиеся страны, испытывающие перегрузки от высокой рождаемости. Но постепенно границы стираются, многие развивающиеся страны по показателям рождаемости приближаются к развитым.

Даже если не брать страны с активной «антинаталистской» политикой (Китай или Иран), рождаемость снижается почти повсюду. Пока выбивается из общей картины только Африка. Конечно, разные страны отличаются друг от друга, но в среднем по Азии или Латинской Америке коэффициент суммарной рождаемости (число детей на одну женщину) в 2005—2010 годах был 2,3 ребенка, тогда как в Африке — 4,6, то есть вдвое больше.

«Второй демографический переход»

Снижение рождаемости в ответ на снижение смертности — единственно возможный путь к восстановлению нарушенного демографического равновесия. Но этот путь, в прошлом совершенно не нужный и потому никому не известный, должен был кто-то проложить.

Это сделала европейская семья, первой ощутившая признаки нарушения традиционного баланса. Именно Европа, точнее, Западная Европа стала той лабораторией, где опробовались разные способы регулирования рождаемости.

Все эти способы так или иначе затрагивали казавшиеся незыблемыми принципы организации семейной жизни. Традиционная семья всегда была главным институтом, обеспечивающим производство потомства. На то, чтобы обеспечить выполнение этой важной для общества миссии, были направлены культурные и религиозные нормы, светские законы, моральные заповеди.

Все они, как правило, строго охраняли сцепленность и неделимость трех видов поведения: брачного, сексуального и репродуктивного. Брак был обязателен, секс без брака рассматривали как преступление, добрачное рождение ребенка было позором для женщины, а регулирование рождаемости в браке — недопустимым грехом.

В жизни все эти правила нарушались (иногда законно, иногда нет): существовали и монашеское безбрачие, и прелюбодеяние, и проституция, и искусственные выкидыши, но все это были «особые случаи». Большинство людей следовали общепринятым нормам семейного поведения и рожали, сколько могли.

Первые попытки ответа на изменившуюся ситуацию не покушались на сложившуюся нормативную систему — напротив, они были направлены на то, чтобы ее сохранить. Наверное, первым, кто высказал обеспокоенность нарушением баланса рождений и смертей, был английский ученый Томас Мальтус (1766—1834), хотя за этим стояла скорее интуиция, чем ясное понимание происходящего.

Мальтус предлагал изменить поведение семей и усилить «предохранительные» препятствия, к которым он относил «воздержание от супружества, сопровождаемое целомудрием». Он рекомендовал своим соотечественникам поздние браки — в 28 или 30 лет. Но, по сути, речь шла об уже сложившейся практике.

В Средние века в Европе, как и везде, было принято вступать в брак в подростковом возрасте, но к XVIII веку уже сформировался новый, «европейский» тип брачности — поздней и не всеобщей. То есть именно такой, к какой призывал Мальтус. Европейская семья давно стихийно приспосабливалась к менявшимся условиям, Мальтус лишь назвал вещи своими именами.

Но этот «мальтузианский» европейский способ работал лишь до тех пор, пока смертность, пусть и снижавшаяся, оставалась все же еще достаточно высокой. В XIX веке этого было уже недостаточно, а в XX веке — бессмысленно.

Если европейская женщина выходила замуж в первый раз в 25—30 лет, то при соблюдении традиционных норм поведения она все равно успевала родить в среднем четверых-пятерых детей.

В XVIII веке примерно половина родившихся девочек доживала до среднего возраста матери, то есть ей на смену приходили столько же или чуть больше матерей семейств. Население росло быстрее, чем раньше, но разница была еще не очень заметна. В XIX же веке доля выживающих детей стала быстро увеличиваться, и начался стихийный поиск новых способов поддержания ускользавшего демографического равновесия.

Тогда-то и возникло так называемое неомальтузианство. Его главная идея — снижение рождаемости в браке, а это уже было вызовом вековым нормам. Речь зашла о том, чтобы разрубить казавшуюся неразрывной связь между сексуальным и репродуктивным поведением, а также предотвращать либо прерывать беременности. Здесь важна не техническая сторона разделения секса и производства потомства — она была известна и раньше, но всегда имела ограниченное распространение.

Теперь же стал вопрос о культурной «легитимации» этого разделения. Автономное, отделенное от воспроизводства потомства сексуальное поведение как массовое явление противоречило всему прошлому опыту человечества. Однако небывалое снижение смертности не просто создало возможность такой «автономизации», но сделало ее необходимой.

Если бы при снижении смертности прежняя сцепленность сексуального и репродуктивного поведения сохранялась, то мы имели бы демографический взрыв абсолютно во всех, а не только в развивающихся странах, и притом намного больший, чем нынешний.

Поначалу в Англии XIX века пропаганду отделения секса от зачатия или рождения детей воспринимали как экстравагантную и неприличную затею. А сегодня в Китае, Индии, Иране и во многих десятках других развивающихся стран торопятся внедрить это как можно скорее.

Правительства добиваются этого всеми возможными путями, иногда сильно рискуя своей популярностью, а иногда получая общественную поддержку (в том числе и от религиозных авторитетов). Например, в Иране после исламской революции само духовенство стало проповедовать малодетность, и сейчас там рождаемость близка к европейской.

Если снижение смертности требует разрушения триады брачного, полового и репродуктивного поведения, то становятся бессмысленными все семейные правила, которые существовали раньше.

Действительно, если секс не привязан жестко к рождению детей, то почему он должен быть привязан к браку? Почему брак должен быть привязан к производству потомства, а не может рассматриваться как самостоятельная ценность? Почему не может быть самостоятельной ценностью секс?

Вольно или невольно, явно или неявно эти вопросы задают себе сотни миллионов и миллиарды людей, которые осознают новизну ситуации. Новые поколения начинают вести себя по- другому, но, поскольку никто не знает, как именно надо себя вести в новой ситуации (ведь нет за плечами предыдущего тысячелетнего опыта), они оказываются в состоянии поиска. Поиска новых форм организации своей индивидуальной и семейной жизни.

Этот поиск методом проб и ошибок происходит уже на протяжении жизни нескольких поколений. Идет отбор наиболее конкурентоспособных форм взаимоотношений, причем, поскольку они новые, даже нельзя сразу сказать, имеют ли они окончательный или промежуточный характер. Оценить происходящие перемены, установить, что хорошо, а что плохо, нелегко, так как прежние критерии не годятся.

Беженцы в Европе приносят с собой свои критерии деторождения и отношения к браку и сексу

То, что сексуальное поведение стало самостоятельным, очевидно повышает его ценность. Союз мужчины и женщины становится в одних случаях более прочным, а в других — более поверхностным, не требующим официального оформления брачных уз.

Новый смысл приобретает поиск долговременного партнера, но с другой стороны, понижаются требования к кратковременным сексуальным партнерам. Такие связи воспринимаются и самими партнерами, и социальным окружением как подготовка к браку, как эпизоды на пути проб и ошибок, что было совершенно несвойственно для брака традиционного.

Раньше традиционная семья предоставляла человеку единственный и однотипный вариант организации его частной жизни. В современных условиях перед ним огромное разнообразие обсуждаемых обществом вариантов. Возраст полового дебюта перестал совпадать с возрастом вступления в брак, момент начала фактического брака отделяется от момента регистрации, время зачатия или рождения детей становится мало связанным с регистрацией брачных отношений.

Существуют браки, которые не регистрируют, но они от этого не перестают быть таковыми, и естественной частью этого списка становятся и однополые браки или сожительства. Теперь есть браки сознательно бездетные, малодетные и многодетные.

Дети также рождаются как в браке, так и вне брака, партнеры нередко имеют детей от разных браков, и дети поддерживают отношения с обоими родителями, ощущая себя членами двух новых семей, образовавшихся после развода.

Кроме того, новые репродуктивные технологии — экстракорпоральное оплодотворение, в том числе с использованием донорского генетического материала, суррогатного материнства — дают массу новых вариантов родительства. Получается очень сложная мозаичная картина. Репродуктивное поведение не только отделилось от сексуального, но и усложнилось.

Все эти происходящие с семьей перемены иногда объединяют термином «второй демографический переход», однако по сути это просто более поздний этап все того же общего демографического перехода от одного типа демографического равновесия к другому.

Куда ведет этот этап? Пока непонятно. Но совершенно очевидно, что семья меняется очень основательно и, видимо, поиск будет продолжаться еще долго. Ведь предыдущие формы семейных отношений складывались тысячелетиями, а становление нынешних почти не имеет истории.

Хотя поиск и ведет все человечество, но каждому отдельному человеку приходится самостоятельно делать моральный выбор, балансировать между старыми и новыми ценностями и нередко принимать болезненные решения.

В этой ситуации не надо метать громы и молнии по поводу каждого неожиданного поворота событий. Самое простое — предложить ничего не менять, вернуться к «традиционным семейным ценностям» или еще что-нибудь в этом роде. Но когда человек оказывается в исторически небывалых обстоятельствах и вступает в область неизведанного, всегда особенно опасен тот, кто «знает, как надо».

Вишневский А. Г. доктор экономических наук
Журнал "Открытия и гипотезы" январь 2016

Подпишитесь на нас

"Демографический переход", т.е., другими словами, переход от взрывного роста населения к стабильности, тесно связан с экономическим и социальным развитием. Это объясняет то, что такой переход сначала произошел на Западе - в колыбелн индустриальной революции. В третьем мире мальтузианские механизмы периодически прерывали рост населения. Мальтус разделял превентивные механизмы, сокращавшие рождаемость, и репрессивные, увеличивавшие смертность. Человек или естественные факторы могли влиять на два этих элемента. В моральном принуждении Мальтус видел третий тип механизма: молодые пары, решившие жениться и иметь детей, должны располагать достаточными средствами для этого.
В XX в. и в частности по окончании второй мировой войны экономическое развитие "третьего мира" привело к значительному замедлению смертности, не сопровождавшееся, однако, снижением темпов рождаемости. Еще в большей степени, чем на Западе, демографическая революция привела в этих странах к разрушению традиционных механизмов поддержки демографического равновесия. Результатом этого стал беспрецедентный демографический взрыв. По данным, приведенным в табл. 7, мы можем наблюдать темпы роста населения развивающихся государств. Безусловно, демографический взрыв охватил все государства "третьего мира", но в наибольшей степени это относилось к регионам Латинской Америки и Азии. В семи странах этих двух континентов (Индии, Бангладеше, Индонезии, Пакистане, Бразилии, Мексике и Китае) сосредоточилось примерно 60% населения развивающихся стран - порядка 2 млн человек. Это быстрое развитие продолжалось некоторое время в развивающихся странах с учетом того, что население возрастает еще в период 50-60-х годов с момента, когда темпы роста рождаемости падают к отметке, равной двум, т.е. уровню поддержки численного равновесия населения *. Как показывает таблица, большинство развивающихся стран были еще далеки от этого равновесия.
"Третий мир" быстро перенял западные стандарты применительно к процессу сокращения смертности, но отнюдь не к снижению рождаемости. И именно это обстоятельство стало основной проблемой.
Можно обеспечить сравнительно быстро медицинское обслуживание, располагая немногочисленной группой высококвалифицированных специалистов. Совсем не обязательно, чтобы в этом активно участвовало все население: чтобы система работала эффективно, достаточно молчаливого согласия на уменьшение страданий, причиняемых болезнями. Так, сегодня некоторые развивающиеся страны с относительно молодым населением имеют темпы смертности ниже некоторых развитых стран *. Кроме того, из-за относительно недавнего бурного прогресса медицины ее влияние на рост населения в странах "третьего мира" было более значительным по сравнению с развитием сегодняшних развитых индустриальных стран в XIX в. Европе понадобилось 150 лет, чтобы продолжительность жизни увеличилась с 30 до 60 лет. В более молодых развивающихся странах - менее 50й. В то время как экономическая ситуация (точнее говоря, питание и отопление) сыграла основную роль в развитии демографической ситуации в Европе, это было вовсе не так в странах "третьего мира". Этим объясняется тот факт, что средняя продолжительность жизни в Латинской Америке в 1970 г. сравнялась с европейской накануне второй мировой войны. Однако уровень жизни первой был примерно наполовину ниже европейского в 30-х годах. В 1970 г. средняя продолжительность жизни в Азии была сопоставимой с европейской в 1938 г., но уровень был в 5 раз ниже западноевропейского 1900 г.12
65
3 Герман Ван дер Bee
Гораздо труднее было ограничить рождаемость. Для этого, в первую очередь, было необходимо рассчитывать на поддержку населения. Однако социокультурные условия часто не предоставляли такой возможности. Постоянно воспроизводилась и даже прогрессировала первая фаза демографической европейской революции: падение смертности сопровождалось ростом рождаемости. Запреты в виде племенных табу исчерпали свое влияние. Более того, в городах женщины работали вдали от своего очага. Они очень быстро переставали кормить грудью ребенка, что создавало возможность для беременности13. Другие же обычаи продолжали сохранять свое влияние. Не могло быть и речи об абортах, стерилизации и контрацепции, так как это ставило под вопрос в этих обществах сам смысл существования женщины. Экономическое влияние было также весьма неблагоприятным. В аграрных зонах демографический пресс вызвал массовый исход в города. Многие покидали сельскую местность, надеясь избавиться от нищеты и ожидая более высоких заработков в городе. Развитие системы обучения и увеличение доходов привели к быстрому изменению менталитета. Родители начинали понимать, что ограничение их семьи скажется на улучшении ее финансового положения, что, в свою очередь, облегчит будущее самих детей.
Современная статистика фиксирует искривление структуры населения, обусловленное развитием в "третьем мире" первой фазы демографической революции. Уровень смертности упал в 1978 г. до 12 человек на тысячу жителей, в то время как в развитых странах это соотношение колебалось вокруг значения 9 к 1000. Темпы рождаемости удерживались в развивающихся странах на очень высоком уровне: в период между 1960 и 1965 гг. на 1000 жителей приходилось 42 новорожденных против 20 на тысячу - в развитых странах. Последняя цифра еще отражала и тот демографический взрыв, который произошел на Западе после второй мировой войны. Кроме этого, уровень рождаемости в развивающихся странах заметно превышал тот, который был характерен для Западной Европы в XIX в.14
Начиная с 70-х годов в нескольких регионах "третьего мира" было зарегистрировано снижение темпов рождаемости. А в некоторых из них это снйжение даже ускорилось. В какой-то степени это было связано с тем обстоятельством, что девушки в возрасте от 15 до 24 лет стали позже выходить замуж15. Однако главной причиной стало внедрение под влиянием правительства идей планирования семьи. Правительства облегчили доступ к контрацептивным средствам, проводили информационные кампании, склоняя людей к стерилизации, разрешили аборты. Увеличение доходов и распространение образования также внесли свой вклад в общий успех семейного планирования. Как мы уже отметили, понадобилось более 50 лет, чтобы развивающиеся страны смогли обуздать увеличение темпов рождаемости и приостановить рост населения.
Между тем быстрое увеличение численности населения "третьего мира" отрицательно повлияло на мировую экономику. Самым значительным среди прочих факторов оказался постоянный рост городского населения. Особенно быстро он развивался с 50-х годов в Азии и Латинской Америке. По прогнозам, к 2000 г. около 75% населения Латинской Америки будет проживать в городах16. Феномен урбанизации в "третьем мире" разительно отличался от того, который знал Запад в XVIII и XIX вв., так как не сопровождался революционным процессом в аграрной сфере. Наоборот, в достаточно короткое время городское население развивающихся стран очутилось в ситуации, когда последние вынуждены были закупать продовольствие у развитых государств. Однако для этого должны были выполняться два условия. Первое: производительность сельского хозяйства в западных странах должна была постоянно увеличиваться. Второе: растущее население городов стран "третьего мира" должно было, в свою очередь, производить продукцию, способную найти спрос на мировом рынке. Эти условия трудновыполнимы, если учесть перемены в менталитете и в социальных структурах государств как Севера, так и Юга.
Было также еще одно неблагоприятное обстоятельство, связанное с демографическим ростом. Чтобы поддерживать качество рабочей силы на приемлемом уровне, необходимо было вкладывать значительные средства (как государственные, так и частные) в развитие образования, медицинское обслуживание, расширение действенной инфраструктуры и строительство нового жилья. Однако в условиях такого роста населения возможно было лишь поддерживать на прежнем уровне инфраструктуру и обеспечение капиталом на одного занятого. Инвестирование ограничивалось лишь так называемым "расширением капитала", когда дополнительно принятые на работу могли обеспечиваться только уже существовавшими уровнями капитала и инфраструктуры. Не происходило, таким образом, "углубления капитала", т.е. увеличение капитала и инфраструктурного обеспечения в расчете на одного занятого 17. Этот феномен имел серьезные последствия. Пропасть, разделявшая бедные и богатые страны, не сокращалась. Развитые страны имели возможность концентрировать усилия на вложении новых средств в "углубление капитала". Благодаря инновациям и увеличению производительности они могли умножать свои доходы. Напротив, большинство развивающихся стран должны были довольствоваться существовавшей ранее долей капитала на одного работающего, без какой бы то ни было возможности поднять уровень доходов. В этих условиях увеличение численности неработающих приводило к сокращению общего дохода на душу населения,
В действительности та упрощенная схема, которую мы представили выше, редко выполнялась полностью. Обычно часть сбережений служила не только в целях развития современных, уже действовавших секторов экономики, но и интенсифицировала ее. Конечно, инвестиции позволяли современным отраслям динамично развиваться, но во многом это происходило в ущерб традиционным секторам экономики. Сельское хозяйство и ремесло отставали, и это отставание уже невозможно было ликвидировать. В этих условиях современные отрасли стран "третьего мира" могли успешно конкурировать с промышленностью Запада, так как под давлением демографического пресса удерживали величину заработной платы на низком уровне. В это же время традиционные отрасли стагнировали, сползая в пропасть нищеты. Саймон Кузнец подсчитал, что в развивающихся странах, где средний доход народного хозяйства возрастал, в неразвитых отраслях его рост был гораздо слабее по сравнению со средним уровнем. Очень часто доход на душу населения в этих государствах даже сокращался в реальном измерении вследствие снижения детской смертности18.

А.Г. Вишневский

Социальные революции нового времени - идет ли речь о буржуазных революциях в ту пору, когда буржуазия была еще революционна, о пролетарских ли революциях или об освободительных революциях колониальных народов - неразрывно связаны с переворотами в материальной и духовной жизни общества. Подводя итог длительному накоплению медленных количественных изменений и знаменуя собой качественный скачок, рождение новых форм производства, нового сознания, эти перевороты оказывают огромное влияние на все общественное развитие, подготавливают победу социальных революций, способствуют закреплению и углублению их завоеваний. Вместе с социальными переворотами они оказывают революционизирующее влияние на условия жизни человека и его сознание и поэтому в определенном смысле также могут называться революциями. Таковы "буржуазная религиозная революция" XVI века, научная революция XVII века, промышленная революция XVIII-XIX веков, научно-техническая революция XX века. В ряду этих революций важное, хотя и не осмысленное еще в полной мере, место занимает демографическая революция.

Демографическая история изучена несравненно хуже, чем, скажем, история экономическая. Это объясняется как тем, что важность ее изучения осознана лишь в самое последнее время, так и трудностью изучения демографического прошлого, которое не оставило почти никаких материальных следов. Все же усилиями демографов примерно с начала XX века накоплено довольно большое количество фактов, которые позволяют хотя бы в самом общем виде представить себе схему демографического развития на протяжении всей истории человеческого общества. Согласно этой эскизной, весьма слабо разработанной схеме, демографическое развитие человечества предстает в виде медленной эволюции с двумя "перерывами постепенности", с двумя скачками, двумя демографическими революциями.

Первая демографическая революция произошла в эпоху неолита и явилась следствием колоссального скачка в развитии производительных сил - возникновения скотоводства и земледелия. Этот исторический переворот в области производства поставил жизнь людей, знавших ранее лишь собирательство, охоту и рыбную ловлю, на совершенно новую экономическую основу. В свою очередь, "новая хозяйственная система не просто послужила базисом для умножения человечества: она ускорила процесс, который в силу его поразительного сходства с демографической революцией нашего времени может быть назван "демографической революцией эпохи неолита" . Овладение относительно высокопроизводительными способами получения продуктов питания, улучшение жилищ, расширение знаний об окружающем мире существенно ослабили зависимость человека от природы, в частности уменьшили очень высокую прежде вероятность гибели от голода, позволили сделать первые шаги в борьбе со смертью.

Возможно, что снижению смертности способствовал также переход - еще в процессе становления родового строя - к экзогамии, исключавшей кровнородственные браки, что повышало жизнеспособность потомства. Одновременно это способствовало увеличению среднего числа детей, рождаемых одной женщиной на протяжении ее жизни. Снижение смертности, а возможно, и повышение рождаемости в эпоху становления родового строя (пусть и весьма незначительные с точки зрения наших сегодняшних представлений) явились существенным моментом демографической истории человечества. Однако этот тип воспроизводства населения надежно не обеспечивал даже поддержание численности населения на неизменном уровне. Оказавшись в неблагоприятных условиях, популяции пралюдей могли подвергнуться сокращению, а иногда и полному вымиранию. Отсюда длительный застой, отсутствие заметного роста численности палеолитических поселений.

Сущность первой демографической революции как раз и заключается в замене архетипа новым типом воспроизводства населения, получившим название "примитивного" типа. Хотя и для этого нового типа воспроизводства характерна очень высокая смертность, она все же ниже, чем смертность, свойственная архетипу, благодаря чему впервые в истории человечества становится возможным устойчивый рост населения. Как ни мало мы знаем о демографических процессах столь отдаленного прошлого, можно считать достоверно установленным, что именно в эпоху неолита начался рост населения - очень медленный по сравнению с сегодняшними темпами роста, но невиданно быстрый по сравнению с палеолитическим временем. Без такого роста невозможно было бы ни происшедшее в эту эпоху расширение границ ойкумены, ни возникновение густонаселенных центров цивилизации раннеклассовых обществ, их экономики, базировавшейся на совместном использовании огромного количества людей.

Первая демографическая революция и обусловленный ею рост населения были не только следствием развития производительных сил, но и сами составляли один из важных элементов этого развития, одну из составных частей того материально-технического переворота, который завершился становлением классового общества, пришедшего на смену первобытнообщинному строю, экономические условия существования которого претерпели существенные изменения.
Тип воспроизводства населения, установившийся в результате первой демографической революции, оставался затем неизменным на протяжении тысячелетий. Разумеется, показатели режима воспроизводства испытывали значительные колебания, зависящие от различных внешних условий, от пертурбационных факторов экономического и социального характера, причем сами эти колебания были неотъемлемой чертой примитивного типа воспроизводства. Этот длительный эволюционный период демографического развития человечества был прерван новой демографической революцией, начавшейся в конце XVIII века в Западной Европе. Ниже мы сосредоточим свое внимание на этой второй демографической революции. Именно эту демографическую революцию мы и будем иметь в виду в дальнейшем, даже в тех случаях, когда для краткости слово "вторая" будет опущено.

Вторая демографическая революция была подготовлена теми же историческими событиями, что и промышленная революция XVIII-XIX веков и началась одновременно с ней. И исторически и логически первым актом демографической революции явилось преодоление традиционного уровня смертности.

В эпоху господства примитивного типа воспроизводства населения средняя продолжительность жизни в большинстве случаев колебалась, по-видимому, в пределах от 20 до 30 лет, чаще приближаясь - под влиянием постоянных эпидемий, голодных годов и войн - к нижнему пределу, а иногда и переходя его. Чтобы дать наглядное представление о соответствующем уровне смертности, отметим, что при средней продолжительности жизни в 25 лет около 30% новорожденных не доживает до 1 года, меньше половины доживает до 20 лет и меньше 15% -до 60 лет. Лишь в конце эволюционного периода, накануне демографической революции, средняя продолжительность жизни социально привилегированной части населения некоторых европейских стран все чаще стала превышать 30 лет, однако уровень, равный примерно 35 годам, можно считать пределом, достижимым в условиях "примитивного" типа воспроизводства населения.

Начавшееся в конце XVIII века в некоторых странах Западной и Северной Европы снижение смертности вытекало из всего предшествующего развития и в каком-то смысле подводило итог длительному периоду накопления медленных, эволюционных изменений условий жизни человека восходящего буржуазного общества. Однако для того, чтобы такое снижение приобрело характер революционного скачка, революционные изменения должны были произойти и в самих условиях жизни людей. Так оно и было в действительности: промышленный переворот знаменовал собой вступление капитализма в новую стадию стадию промышленного капитализма. Означая, по словам В. И. Ленина, "обострение и расширение всех мрачных сторон капитализма" , этот переворот тем не менее имел для своего времени огромное прогрессивное значение и способствовал, в частности, колоссальным изменениям в экономических условиях существования населения Европы в XIX веке. Развитие промышленности и сельского хозяйства, транспорта и торговли привело к постепенному прекращению острых вспышек голода, во время которых резко повышалась смертность в Западной Европе (последний раз такая вспышка, во время которой погибло около 1 миллиона человек, произошла в Ирландии в 1846 году). Огромную роль в снижении смертности сыграло развитие медицины, которая сама пережила в это время своеобразную революцию, начавшуюся открытием (в последнем десятилетии XVIII века) вакцинации оспы Эдуардом Дженнером и завершившуюся во второй половине XIX века, в первую очередь в результате деятельности Луи Пастера, вступлением медицины в "бактериологическую эру". С этого времени стал непрерывно расширяться контроль человека над заболеваемостью и смертностью, что, с одной стороны, позволило полностью ликвидировать "экстраординарную" смертность от периодических эпидемий, свирепствовавших в Европе на протяжении тысячелетий, с другой стороны, создало условия для резкого снижения "нормальной" смертности. Население Европы практически полностью избавилось от грозных спутников средневековья - оспы и чумы, были подавлены свирепствовавшие еще в XIX веке холера и тиф, постепенно сведена на нет опаснейшая детская болезнь - дифтерит. Дальнейшее развитие медицины открыло путь к победе над малярией, желтой лихорадкой, туберкулезом и многими другими заболеваниями, несшими в прошлом преждевременную смерть огромному количеству людей.

Уже к концу XIX века средняя продолжительность жизни в большинстве европейских и в некоторых неевропейских странах превысила 40, а в отдельных странах - даже 50 лет. В дальнейшем рост средней продолжительности жизни ускорился, в результате чего лишь на протяжении нашего столетия во многих странах этот показатель увеличился на 20-30 лет, то есть больше, чем за многие тысячелетия человеческой истории, и достиг чрезвычайно высокого уровня - в 70 и более лет. При такой продолжительности жизни в возрасте до 1 года умирает не более 2-3% новорожденных, свыше 90% из них доживает до 30 лет и свыше 60% -до 70 лет.

Недостаточно сказать, что колоссальное снижение смертности стало возможным благодаря техническому прогрессу и успехам медицины - развитие производительных сил сделало его необходимым. Развитие крупного машинного производства привело к возникновению густонаселенных промышленных центров, крупных городов, которые просто вымерли бы от эпидемий, если бы контроль над заболеваемостью и смертностью не был установлен. С другой стороны, быстрое развитие техники повысило экономическую ценность человека. Если на ранних стадиях развития промышленного капитализма широко использовался неквалифицированный труд детей и женщин, то на более поздних стадиях низкая квалификация работников превратилась в тормоз технического прогресса. Как ни держались капиталисты за систему эксплуатации дешевой, неквалифицированной рабочей силы, она должна была уступить место новому подходу к качеству рабочей силы, к затратам на ее воспроизводство и сохранение, а значит, и новым требованиям к продолжительности человеческой жизни. В процессе демографической революции средняя продолжительность жизни в рабочем возрасте (точнее, в возрасте обучения и работы - округленно - от 10 до 60 лет) увеличивается почти в полтора раза. До начала демографической революции из числа достигших 10-летнего возраста до 30 лет доживало менее 80%, до 45 лет - немногим более половины, к 60 годам в живых оставалась только одна треть. При современном же уровне смертности из числа достигших 10-летнего возраста до 60 лет доживает примерно 80%, то есть больше, чем в прошлом доживало до 30 лет. Эти изменения резко повысили экономичность накопления, передачи и использования производственного опыта и знаний. Без них едва ли была бы возможна современная система образования, так как затраты на длящуюся многие годы подготовку работника не окупались бы за относительно короткое время его непосредственного участия в производстве. Без этих изменений едва ли было бы достигнуто современное качество работников - одна из важнейших характеристик уровня развития производительных сил в эпоху научно-технической революции. Иначе говоря, снижение смертности даже при капитализме превращается в настоятельное социально-экономическое требование.

Помимо экономических последствий, о которых говорилось выше, снижение смертности имеет и весьма важные непосредственно демографические последствия. Они заключаются в том, что благодаря снижению смертности все большее число рождающихся детей стало доживать до возраста родителей, в результате чего каждое предшествующее поколение стало замещаться последующим с большим численным превышением и рост населения стал все более и более ускоряться. В "демографическом бытии" людей произошли коренные изменения, и впервые в истории появилась возможность сознательного ограничения рождаемости в значительных масштабах, что отнюдь не ставило под угрозу само продолжение человеческого рода.

Здесь, как и в отношении снижения смертности, следует провести различие между возможностью и необходимостью. Снижение смертности создало лишь возможность снижения рождаемости, необходимость же его обусловлена другими причинами - она вытекает непосредственно из самого экономического и социального развития. Вопрос о причинах снижения рождаемости в процессе демографической революции весьма сложен и не может быть рассмотрен здесь в полном объеме. Мы коснемся его лишь частично и лишь в той мере, какая необходима, чтобы показать, что снижение рождаемости было обусловлено качественными изменениями условий жизни, установок сознания, определявшихся уровнем развития производства и следовавшего за ним экономического и социального прогресса. При этом социокультурных мотивировок демографического поведения, сдвигов в общественной и индивидуальной психологии, связанных с демографическими процессами, мы будем касаться лишь во вторую очередь, так как они сами по себе могут составить предмет самостоятельного исследования.

Необходимость снижения рождаемости была осознана на уровне семьи, и это снижение было осуществлено без всякого понуждения извне, что вытекало из самой природы семьи.

С момента своего возникновения семья одновременно выполняла как функцию продолжения рода (демографическая функция), так и функцию воспроизводства человека определенного социального качества (социальная функция). Бесперебойное выполнение этих функций на уровне семьи обеспечивало непрерывность демографического и социального воспроизводства на уровне общества: воспроизводства населения, с одной стороны, и воспроизводства его социальной структуры - с другой.
В истории не раз бывали случаи, когда демографическая и социальная функции семьи вступали в противоречие между собой. Даже небольшое и временное понижение смертности, приводящее к некоторому увеличению числа выживающих детей и ускорению роста населения, несло с собой нарушение традиционного экономического и социального равновесия. В эпоху феодализма, например, увеличение числа наследников вступало в противоречие с общепринятыми формами сохранения незыблемости социальной структуры, с фидеикомиссом, с принципом неделимости лена, с надельной системой крестьянского землепользования и т. п. Как отмечал К. Маркс, рассматривая формы, предшествующие капиталистическому производству, "там, где каждому из индивидов полагается владеть таким-то и таким-то количеством акров земли, уже рост населения создает для этого препятствие" .

Увеличение числа выживающих детей стало противоречить устремлениям буржуазного общества, потому что оно угрожало целостности накопленных состояний, в частности же грозило дроблением мелкой земельной собственности и потому особенно ощущалось крестьянством в тех странах, где существовала частная собственность на землю.

Подобные противоречия, как правило, быстро осознавались во все времена и часто порождали негативное отношение к большому числу детей в семье .

Однако снижение рождаемости приняло массовый и всеобщий характер и составило содержание второй фазы демографической революции лишь тогда, когда увеличивающаяся многодетность семей вступила в противоречие с интересами основной массы населения, не связанного с землей, с интересами городского населения и его главной составной части - рабочего класса.

Казалось бы, именно рабочий класс представляет собой ту часть населения, у которой не должно возникать противоречия между демографическими и социальными функциями семьи, хотя бы потому, что дети рабочих ничего не наследуют, и с этой точки зрения число детей для рабочей семьи безразлично. Больше того, на ранних этапах развития промышленного капитализма, когда был необычайно широко распространен ранний труд детей, многодетность семей даже стимулируется "той премией за производство рабочих детей, которую дает их эксплуатация" .

Этот этап развития оказывается, однако, преходящим. Развитие производительных сил постепенно начинает предъявлять такие требования к качеству рабочей силы, которые уже не могут быть удовлетворены при применении детского труда. Более того, подготовка взрослых рабочих уже не может осуществляться прежними способами. Для того, чтобы рабочие смогли функционировать в качестве важнейшего элемента современных производительных сил, должны были измениться все условия их воспроизводства как работников, что, в свою очередь, потребовало изменений в условиях жизни рабочего класса. Эти изменения охватывают различные стороны жизни как отдельного человека, так и семьи, распространяются на весь образ жизни людей, на условия их труда, быта и использования досуга, на уровень их образования и культуры, строй потребностей, круг интересов, формы общения, на их классовое и гражданское сознание.

При социализме постоянное улучшение условий жизни трудящихся является сознательной целью общества, ее достижение одновременно создает наилучшие условия для включения работника в состав производительных сил. Но и при капитализме условия жизни трудящихся не могут оставаться без прогрессивных изменений. Хотя эти изменения всячески тормозятся сопротивлением эксплуататорских классов, они диктуются всем ходом экономического развития и должны происходить и в рамках капитализма, коль скоро этот общественный строй еще продолжает существовать. Таким образом, социальная обстановка, в которой происходят изменения условий жизни рабочих, совершенно различна при социализме и при капитализме: в первом случае они происходят благодаря, а во втором - вопреки основной ориентации общественного строя. Но в той мере, в какой изменения в условиях жизни людей предписываются развитием производительных сил, они обусловлены объективно и носят универсальный характер.

В каких бы условиях ни происходила такая глубокая перестройка условий воспроизводства человека как работника, она совершается в течение исторически очень короткого времени, носит характер взрыва и требует огромного напряжения сил и средств - в первую очередь сил и средств семьи, так как воспроизводство людей нового социального качества предполагает теперь несравненно более высокий уровень образования и общей культуры, лучшее здоровье человека и более длительное сохранение его работоспособности, усвоение им гораздо более сложных социальных норм и т. д. Разумеется, в наше время семья в гораздо большей степени, чем прежде, делит эти функции с обществом, которое оказывает огромное непосредственное влияние на формирование человека, на отбор и воспитание тех его качеств, которые соответствуют интересам данной социальной системы. Неизбежная ограниченность материальных и духовных ресурсов семьи приводит ее социальную функцию в противоречие с ее демографической функцией, ибо социальная задача семьи заключается в повышении интенсивности процесса социального воспроизводства, в концентрации всех усилий на подготовке людей, как можно более соответствующих определенным социальным и производственным требованиям. Увеличение же числа детей в семье означает экстенсивный путь развития семьи, толкает ее на снижение качества социальной культурной и профессиональной подготовки потомства за счет увеличения его количества.

Создавшуюся коллизию семья осознает как необходимость отказа от прежней высокой рождаемости. Такой отказ позволяет ей продолжать выполнять свои социальные функции, но в то же время отнюдь не означает прекращения выполнения функций демографических, не нарушает интересов продолжения рода. Отказавшись от многодетности, семья не становится бездетной. Благодаря снижению смертности рождение 2-3 детей на семью с точки зрения воспроизводства населения равнозначно рождению 5-7 детей до начала демографической революции. Число выживающих детей остается примерно таким же, что и раньше, но вследствие отсутствия демографических катаклизмов типа страшных эпидемий и голодных моров средневековья расширенное воспроизводство населения обеспечивается надежнее, чем когда-либо в прошлом.

Если попытаться теперь кратко охарактеризовать сущность демографической революции, то следует сказать, что, подобно тому как революция в области техники - промышленная или научно-техническая - означает переворот (пользуясь словами Ф. Энгельса) в "производстве средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий", так демографическая революция есть переворот в "производстве самого человека, продолжении рода" .

Содержание второй демографической революции составляет замена ставшего традиционным примитивного типа воспроизводства населения, для которого характерно отсутствие эффективного контроля над смертностью и рождаемостью и как следствие - их высокий уровень, совершенно новым, "современным" типом воспроизводства, которому свойственны эффективный контроль над смертностью и рождаемостью и как следствие - низкий уровень того и другого. Воспроизводство населения поднимается на качественно новую ступень: оно становится несравненно более рациональным, эффективным, экономичным, чем когда-либо в прошлом, причем эта рационализация происходит не постепенно, а в результате поистине огромного скачка с одного уровня рождаемости и смертности на другой.

Будучи элементом исторического переворота, охватившего обе стороны "производства и воспроизводства непосредственной жизни", демографическая революция своими последствиями затрагивает самые различные сферы жизни общества. Эти последствия, тесно переплетаясь и взаимодействуя с последствиями промышленной, а затем научно-технической революции, с одной стороны, и с последствиями социальных революций - с другой, оказывают и свое революционизирующее влияние на все общественное развитие.

Выше мы уже говорили о прямом влиянии снижения смертности на развитие производства, однако его последствия не ограничиваются лишь непосредственным воздействием на производительные силы, они гораздо шире. Снижение смертности было одним из ярчайших проявлений победы человеческого разума над слепыми силами природы. Оно сыграло огромную роль в преодолении психологии пассивности и покорности, свойственной средневековому человеку, мистицизма и предопределенности; без него было бы немыслимо формирование нового мировоззрения и нового мироощущения, революционной активности, свободомыслия и оптимизма трудящихся масс.

Не менее важны и последствия снижения рождаемости. Именно снижение рождаемости вслед за снижением смертности завершает рационализацию процесса воспроизводства населения, делает его несравненно более экономичным. Только теперь женщина, которая во все времена была настоящей "детородной машиной", впервые в истории получает возможность выполнять свои демографические функции с несравненно меньшими, чем прежде, затратами сил, времени и здоровья. Высвобождается огромное количество социальной энергии, расходовавшейся ранее крайне нерационально, и это служит одной из главных предпосылок подлинного социального раскрепощения женщины, ее массового участия в общественном производстве, роста ее культуры и интеллекта, включения ее в активную борьбу за свои классовые и гражданские права при капитализме и ее равноправия при социализме. Новая роль женщины подрывает одну из наиболее древних и устойчивых форм господства человека над человеком - господство мужчины над женщиной, ликвидация которого является необходимым моментом уничтожения всех форм угнетения вообще. Рационализация процесса воспроизводства населения и вытекающее из нее новое положение женщины расширяют возможности воспитания детей в семье, которое становится качественно иным, и тем самым способствуют и более полному развитию личности и удовлетворению растущих требований производства к уровню подготовки работников.

Историческое значение демографической революции заключается в том, что, заменив один тип воспроизводства населения другим, она привела демографическое воспроизводство в соответствие с новыми техническими, экономическими и социальными условиями, которые оказались так же несовместимыми с примитивным типом воспроизводства населения, как, скажем, с системой натурального хозяйства. Уже капиталистический способ производства не смог бы развиваться дальше определенного уровня, если бы нерациональное примитивное воспроизводство населения продолжало существовать. Совпадение во времени начала демографической революции и начала эпохи промышленного капитализма едва ли можно считать случайностью. В еще большей степени демографическая революция является необходимым условием развития социалистического способа производства и социалистического общества, которое по природе своей ориентируется на неограниченное развитие производительных сил и одновременно стремится к более полному расцвету человеческой личности.
Можно было бы, по-видимому, указать еще на ряд конкретных следствий демографической революции в целом или отдельных ее элементов, но и сказанного, видимо, достаточно, чтобы оценить ее значение. Впрочем, на историческое значение демографической революции можно, по-видимому, взглянуть и более широко. Развитие материальных производительных сил, лежащее в основе всего исторического развития вообще, затрагивало прежде всего экономику производства вещей: совершенствовались орудия производства, расширялся круг включаемых в экономический оборот природных богатств, улучшались методы обработки земли и т. п. Но главная производительная сила общества - люди. Дважды на протяжении истории перевороты в материальных условиях производства затронули и "экономику" производства людей, и это, несомненно, способствовало тому, что такие перевороты, с которыми связаны возникновение и ликвидация классового общества, приобрели особенно грандиозные масштабы. Оценивая историческое значение второй демографической революции, мы можем сказать, что тогда как первая демографическая революция была составной частью великого материально-технического переворота, приведшего к возникновению классового общества, вторая демографическая революция есть элемент великого материально-технического переворота, ведущего в конечном итоге к исчезновению этого общества.

Замена старого типа воспроизводства новым не может произойти сразу, она совершается постепенно на протяжении жизни нескольких поколений людей. Поэтому с началом демографической революции население вступает в более или менее длительный период, во время которого наблюдаются промежуточные, переходные характеристики воспроизводства населения, сочетающие в себе признаки старого и нового типов демографического воспроизводства,- период демографического перехода. Демографический переход включает две основные фазы: фазу снижения смертности и фазу снижения рождаемости. Для того, чтобы демографическая революция совершилась, должны произойти оба эти снижения, и в этом смысле демографическая революция происходит везде одинаково. Но скорость каждого из этих снижений, их взаимодействие между собой, последовательность их распространения на различные слои общества зависят от ряда конкретно-исторических факторов, в том числе, как будет показано ниже, во многом определяются социальным строем. Поэтому демографический переход в разных исторических условиях может протекать (и протекает) по-разному, причем конкретные особенности демографического перехода в той или иной стране имеют важное самостоятельное значение.

В большинстве случаев вторая фаза перехода (снижение рождаемости) начинается спустя более или менее длительное время после начала его первой фазы (снижения смертности). В течение же этого времени снижающейся смертности соответствует неизменно высокая рождаемость, в результате чего происходит ускорение роста численности населения. Это ускорение продолжается до тех пор, пока не начинается вторая фаза перехода, после чего ускорение роста населения прекращается, и по мере того как снижение рождаемости "догоняет" снижение смертности (а иногда даже и обгоняет его), рост населения замедляется, возвращаясь примерно к тем темпам, которые наблюдались до начала демографической революции.

Таким образом, в процессе демографического перехода население переживает, как правило, период небывало быстрого роста, так что численность его менее чем за столетие может вырасти гораздо больше, чем за всю его предшествующую историю. Такое огромное увеличение численности населения за короткий период времени получило название "демографического взрыва". Мощность такого "взрыва" зависит от конкретной ситуации, в которой осуществляется демографический переход.

Исторический опыт позволяет выделить три типичные схемы демографического перехода. Первый тип можно проиллюстрировать примером Франции, где (почти исключительный случай) обе фазы перехода начались практически одновременно, снижение смертности и рождаемости шло почти параллельно, в силу чего Франция не знала "демографического взрыва".

Примеры демографического перехода второго типа дают Англия, Швеция и ряд других стран Западной Европы. Здесь снижение смертности началось тогда же, когда и во Франции, снижение рождаемости - на сто лет позже. Этим объясняется европейский "демографический взрыв" XIX века, характерной иллюстрацией которого может служить демографическое развитие Англии. Численность ее населения в 1800 году составляла (без Северной Ирландии) 10,9 млн. человек (40% населения Франции). За XIX век население Англии выросло почти на 26 млн. человек, или в 3,4 раза (население Франции - немногим более чем на 40%), и при этом еще несколько миллионов человек эмигрировало за океан. В Западной Европе "демографический взрыв" прекратился в начале XX века в результате резкого и очень быстрого падения рождаемости, которое в течение некоторого времени создавало даже представление о депопуляции некоторых стран.

Наконец, третий тип демографического перехода характерен для развивающихся стран в наше время. Смертность в этих странах снижается очень быстро и во многих из них сейчас она значительно ниже, чем где бы то ни было в XIX веке; вторая же фаза перехода в лучшем случае только-только начинается, да и то, видимо, далеко не везде. Поэтому превышение рождаемости над смертностью достигает огромных размеров, а мощность "демографического взрыва" намного превосходит все известное до сих пор.

"Демографический взрыв", стало быть, не есть следствие демографической революции как таковой (на примере Франции мы видели, что эта революция может осуществляться и без "демографического взрыва"), а вытекает из определенного характера демографического перехода, из его специфики, тесно связанной с экономическими и социальными условиями тех стран, в которых он совершается. Но, в конечном счете, "демографический взрыв" порожден все-таки демографической революцией, поэтому оценка последствий "демографического взрыва" должна быть включена в оценку значения демографической революции в целом.

Европейский "демографический взрыв" начался в середине прошлого века. Население зарубежной Европы, составлявшее в 1850 году 195 млн. человек, за последующие 100 лет увеличилось на 200 млн. человек. И это, несмотря на огромные потери в двух мировых войнах, стоивших европейскому населению десятков миллионов человеческих жизней, и на эмиграцию за океан не менее 50-60 млн. человек. Но население зарубежной Европы в 1850 году составляло всего 15-20% мирового населения. В нашем же столетии "демографический взрыв" - и, как мы видели, гораздо большей мощности-происходит в районах мира, в которых к 1950 году проживало примерно 70% мирового населения. Не удивительно, что население земного шара, составлявшее в 1900 году 1,6 млрд. человек, к 1970 году увеличилось на 2 млрд. человек, всего же за столетие оно, согласно прогнозам, вырастет на 4-6 млрд. человек.

Нет сомнения, что эти ближайшие последствия демографической революции очень важны. Человечество уже сейчас столкнулось со сложными экономическими, экологическими и другими проблемами, которые приобретают большую остроту главным образом в тех районах мира, где бедность и экономическая отсталость задерживают вступление во вторую фазу демографического перехода, что, в свою очередь, тормозит социально-экономические преобразования в этих районах. Озабоченность мирового общественного мнения наблюдающимися и возможными в близком будущем последствиями "демографического взрыва" имеет серьезные основания, и глубоко неверно сводить ее, как это иногда делается, лишь к новому рецидиву мальтузианства.

Но было бы ошибочным, признавая серьезность и остроту порождаемых "демографическим взрывом" проблем, исключать возможность его более отдаленных, но и более важных последствий. В отличие от популяций животных население не реагирует на сопротивление среды сокращением своей численности, а способно преодолевать это сопротивление, разумеется, в пределах, определяемых уровнем развития материальных производительных сил и общественным строем. Борьба человека с силами природы, направленная на расширение использования природных ресурсов в своих интересах,- одна из главных предпосылок развития производства вообще, а рост населения - важнейший стимул, побуждающий к такой борьбе, порой к неожиданным поворотам в ее ходе. Одним из таких поворотов было массовое заселение Нового Света в XIX веке, приведшее, в частности, к созданию самой могущественной державы капиталистического мира и давшее мощный толчок развитию производительных сил в рамках уже терявшей свой прогрессивный характер капиталистической системы хозяйства. В свою очередь, заселение Нового Света было теснейшим образом связано с европейским "демографическим взрывом" XIX века.

Но современный "демографический взрыв" не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило в Европе в прошлом столетии. Демографическая масса сама является экономическим и экологическим фактором так же, как и плотность населения. Огромное увеличение людских ресурсов на нашей планете может сыграть роль одного из главных материальных условий нового переворота в области производства, нового скачка в развитии человеческой цивилизации, во всяком случае, не меньшую, чем та, которую сыграл в истории человечества рост населения в эпоху неолита.

Мы видели, что демографическая революция, как по своему содержанию, так и в смысле последовательности ее этапов, теснейшим образом связана с развитием производительных сил, и когда последнее достигает определенного уровня, она не может не произойти. Поэтому совершенно естественно, что, начавшись в конце XVIII века в наиболее развитых капиталистических странах того времени, демографическая революция на протяжении XIX века распространялась на все новые и новые страны, становившиеся на путь капиталистического развития. В XX веке она очень интенсивно протекает в социалистических странах, а с середины XX века охватила и развивающиеся страны, превратившись таким образом во всемирное явление.

Однако если материальные предпосылки демографической революции, связанные с развитием производительных сил, могут быть примерно одинаковыми в странах с различным общественным строем, то социальные условия, в которых она совершается, глубоко отличны, что вносит существенные различия в сам ход демографической революции. В каких конкретных формах, с какой скоростью, в какой социальной атмосфере протекает эта революция и какое влияние оказывает она на общее социально-экономическое развитие, как она рефлектируется сознанием, в огромной мере зависит от общественного строя.

Не случайно стремительное распространение внутрисемейного регулирования рождаемости, которое приводит к неизбежному крушению искусственно созданных или поддерживавшихся, но давно уже не оправданных объективными условиями институтов, традиций и т.п., воспринимается индивидуалистическим мелкобуржуазным сознанием как крушение всех нравственных устоев общества и ведет к деградации буржуазной семьи, крайностям "сексуальной революции" и т.п.

В специфических условиях происходит демографическая революция в развивающихся странах. Поскольку эти страны в той или иной мере приобщены к техническим и культурным достижениям экономически развитых стран и сами постепенно включаются в общее движение по пути научного и технического прогресса, демографическая революция не могла не распространиться и на них.

Лишь в середине нашего столетия основная масса населения "третьего мира" вступила в первую фазу демографического перехода, но и сегодня еще смертность его остается очень высокой. В таких крупных странах Азии, как Индия, Индонезия, Бирма, средняя продолжительность жизни остается существенно ниже 50 лет, во многих же районах Африки она не достигла еще и 40 лет. Все же и при таком уровне смертности вполне может начаться вторая фаза демографического перехода - фаза снижения рождаемости, но почти нигде в "третьем мире" эта фаза еще не началась. По-видимому, здесь еще не достигнут тот общий уровень развития, при котором население само осознает необходимость сокращения числа детей в семье. Поэтому вопрос о формах и темпах социально-экономического развития, чрезвычайно важный сам по себе, является кардинальным и с точки зрения дальнейшего развертывания демографической революции в странах "третьего мира".

С другой стороны, надо отметить, что замедление в развитии демографической революции само в известной мере тормозит социально-экономические преобразования не только потому, что ускоряющийся рост населения создает дополнительные экономические трудности, но и потому, что традиционный демографический уклад служит одним из краеугольных камней тех отживших экономических и социальных форм, без разрушения которых невозможно полное преодоление вековой и тысячелетней отсталости.

Переход к социализму коренным образом изменяет условия протекания демографической революции, о чем свидетельствует опыт нашей страны. Демографическая революция в СССР началась еще в конце прошлого века, когда было зафиксировано довольно быстрое и повсеместное снижение смертности. Однако в условиях капитализма, отягощенного к тому же огромным количеством феодальных пережитков, втягивание основной массы рабочего и крестьянского населения в первую фазу демографического перехода происходило чрезвычайно медленно. Накануне Великой Октябрьской социалистической революции существовали огромные различия в уровне смертности разных общественных групп. Устранение социального неравенства в СССР и быстрый рост социалистической экономики создали основу для быстрого и всеобщего снижения смертности. Быстро развивающаяся экономика обеспечила растущее население необходимыми условиями производства и средствами существования.

Из сказанного, разумеется, не следует, что при социализме нет никаких демографических проблем, в том числе и проблем, связанных с осуществлением демографической революции. Кроме того, могут существовать демографические проблемы, связанные не с демографической революцией, а с необходимостью поддержания наилучшего, с точки зрения общества, режима воспроизводства населения в рамках современного типа воспроизводства, который устанавливается в результате демографической революции, потому что формирующийся стихийно режим воспроизводства населения может быть далек от оптимального. Но подобные проблемы в социалистическом обществе решаются на социально непротиворечивой основе, причем успешность и быстрота их решения во многом зависят от того, насколько глубоко познаны объективные закономерности демографического развития и насколько полно они учтены при разработке и реализации планов и программ социально-экономического развития. Отсюда необходимость внимательного изучения демографических проблем вообще и проблем демографической революции, которая составляет главное содержание современного этапа демографического развития в частности.

"Знать, понимать, оценивать, изменять" - так определил задачи демографии Адольф Ландри, который ввел в науку понятие "демографической революции" . Так понимаем их и мы.

Демографическая революция - явление всемирно-исторических масштабов, и без глубокой и всесторонней оценки всех последствий, которые вытекают из революционных изменений в демографической области, невозможно правильно судить о происходящих в современном мире социальных процессах и предвидеть их будущее.

1 - Вопросы философии, 1973, 2, с. 53-64. Переводы: The Demographic Revolution // Population Problems. Issue Two. Problems of the Contemporary World, Moscow, 1974, 1(26): 116-129; La révolution démographique // Problèmes de la population. II e livraison. Problèmes du monde contemporain, Moscou, 1974, 1(25): 121-133; Die demographische Revolution // Sowietwissenschaft. Gesellschatswissenschaftliche Beiträge, Berlin, 1973, 6: 633-645; Die demographische Revolutionen. Theorie und Methode III. Demographie. Einführung in die marxistische Befölkerungswissenschaft. Frankfurt am Main. Herausgegeben vom Institut für Marxistische Stuiden und Forschungen (IMSF), 1980: 40-45.



ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, термин, введённый в 1934 франц. демографом А. Ландри для обозначения коренных изменений в воспроиз-ве нас. в процессе его историч. развития. В совр. демографич. лит-ре вместо термина "Д. р.", как правило, применяют термин демографический переход. Вместе с тем нек-рые авторы различают Д. р. и демографич. переход, рассматривая Д. р. как кульминацию демографич. перехода, представляющую собой скачкообразное качественное изменение процесса воспроиз-ва нас.

Демографический энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия . Главный редактор Д.И. Валентей . 1985 .

Смотреть что такое "ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ" в других словарях:

РЕВОЛЮЦИЯ ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ - (от лат. revolutio переворот), коренные изменения в воспроизводстве населения в процессе его исторического развития. Термин введен франц. демографом А. Ландри (1934). В современной демографической литературе вместо термина “демографическая… … Экологический словарь

Революция (переворот)

Революция (социальная) - Революция (от позднелат. revolutio поворот, переворот, превращение, обращение) глобальное качественное изменение в развитии природы, общества или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Первоначально термин revolution… … Википедия

Революция - скачкообразный переход от одного состояния к другому, в отличие от эволюции непрерывного, постепенного количественного изменения. В теории катастроф революция, бифуркация и катастрофа понятия практически тождественные. Переосмысление терминологии … Теоретические аспекты и основы экологической проблемы: толкователь слов и идеоматических выражений

Революция - У этого термина существуют и другие значения, см. Революция (значения). Революция коренное преобразование в какой либо области человеческой деятельности. Революция (от позднелат. revolutio поворот, переворот, превращение, обращение) … … Википедия

Революция демографическая - термин обозначающий коренные изменения в воспроизводстве населения в процессе его исторического развития. Введен французским демографом А. Ландри в 1934 г. в процессе разработки концепции выдвинутой им в 1909 г. В англоязычной демографии… … Экология человека

ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ИСТOРИЯ, органич. часть (наряду с историей экономической, политической, военной и т. п.) процесса историч. развития человечества, отражающая изменения динамики числ. и воспроиз ва нас. в его социально историч. обусловленности. Д.… … Демографический энциклопедический словарь

Политическая революция - Революция (от позднелат. revolutio поворот, переворот, превращение, обращение) глобальное качественное изменение в развитии природы, общества или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Первоначально термин revolution… … Википедия

Неолитическая революция - История технологий По периодам и регионам: Неолитическая революция Древние технологии Египта Наука и технологии древней Индии Наука и технологии древнего Китая Технологии Древней Греции Технологии Древнего Рима Технологии исламского мира… … Википедия

Вторая американская революция - Гражданская война в США По часовой стрелке, начиная с правого верхнего изображения: Пленные конфедераты в Геттисберге; Битва за форт Хиндман, Арканзас; Роузкранс на Стоунз Ривер, Теннесси Дата 12 апреля 1861 – 9 апреля … Википедия

Книги

• , Капица С.П.. Человечество переживает эпоху глобальной демографической революции - время, когда после взрывного роста население мира круто меняет характер своего развития и внезапно переходит к… Купить за 392 грн (только Украина)
• Очерк теории роста человечества. Демографическая революция и информационное общество , С. П. Капица. Человечество переживает эпоху глобальной демографической революции - время, когда после взрывного роста население мира круто меняет характер своего развития и внезапно переходит к…

ГЛОБАЛЬНАЯ ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

С.П. Капица

Капица Сергей Петрович - д.ф.-м.н., вед.н.с. Ин-та физ. проблем им. П.Л. Капицы РАН.

Настоящая работа выполнена при поддержке Лондонского Королевского общества, ЮНЕСКО, Рос-НОУ и фондов ИНТАС и РФФИ. В основе статьи лежит научное сообщение, зачитанное на заседании Президиума РАН 24 февраля 2004 г.

ВВЕДЕНИЕ

200 лет тому назад Томас Мальтус для того, чтобы объяснить ограничение роста населения, первым обратился к математическому моделированию. В его модели экспоненциальный рост населения, которое удваивается за определенное время, ограничивался линейно растущим производством пищи, т.е. определялся исчерпанием ресурсов и голодом. Эти идеи на многие годы завладели умами и свое развитие получили в XX в., в глобальных моделях Римского Клуба, созданных с помощью мощных ЭВМ и обширных баз данных. Такие исследования привели к пониманию значимости глобальных проблем, но выводы проекта "Пределы роста" о неминуемом ресурсном кризисе оказались неверными. Американский экономист, лауреат Нобелевской премии Герберт Саймон заметил, что сорок лет опыта моделирования сложных систем на ЭВМ, которые с каждым годом становились больше и быстрее, показали, что грубая сила не ведет нас по царской тропе к пониманию таких систем... Чтобы преодолеть "проклятие сложности", моделирование должно обратиться к своим исходным принципам.

Масштаб же самой задачи, имеющей фундаментальный смысл для наук о человеке и обществе и практическое значение для экономики и политики, заставляет искать новые пути для исследования этой важнейшей глобальной проблемы. Мы будем рассматривать развитие населения нашей планеты как эволюцию самоорганизующейся системы, исходя из идей синергетики Именно ее методы - науки о сложных системах - предоставляют такую возможность и могут ввести в традиционные гуманитарные области новые понятия. Для этого в первую очередь надо определить закон роста и природу демографического перехода, который ведет к ограничению взрывного роста и стабилизации населения Земли, что и стало наиболее характерной чертой современного этапа мирового демографического процесса.

Ключевым для нас будет исследование эволюции системы человечества и тех взаимодействий, которые управляют ростом. Именно взаимосвязанность и взаимозависимость современного мира, обусловленная транспортными и торговыми связями, миграционными и информационными потоками, объединяют всех людей в единое целое и дают неоспоримые возможности рассматривать сегодня мир как глобальную систему. Но в какой мере такой подход справедлив для прошлого? Мы увидим, как в рамках самой модели можно сформулировать критерии системности роста и как в самом далеком прошлом, когда людей было мало, а мир в значительной степени был разделен, население отдельных регионов медленно, но верно взаимодействовало. Вместе с тем для населения Земли как замкнутой системы не следует учитывать миграцию, поскольку это внутренний процесс взаимодействия и в масштабе всей планеты эмигрировать пока просто некуда.

Существенно и то, что биологически все люди принадлежат одному виду Homo sapiens. У нас одинаковое число хромосом - 46, отличное от всех других приматов, и все расы способны к смешению и социальному обмену. Местом обитания нашей популяции служат практически все удобные для этого части Земли. Однако по своей численности мы превышаем численность сравнимых с нами по размерам и питанию животных на пять порядков - в сто тысяч раз. Только домашние животные, живущие около человека, не ограничены в своей численности, в отличие от своих диких родственников, каждый вид которых занимает свою экологическую нишу. На определенном этапе в результате неолитической революции человечество отделилось от остальной биосферы и создало свою окружающую среду, хотя на протяжении последней сотни тысяч лет - есть все основания утверждать это - сам человек биологически мало изменился.

Действительно, основное развитие и самоорганизация нашей популяции происходили в социальной сфере благодаря высокоразвитому мозгу и сознанию - тому, что отличает нас от животных. Теперь, когда деятельность человека приобрела планетарный масштаб, со всей остротой встал вопрос о нашем взаимодействии с окружающей природой. Поэтому важно понять, какими факторами определяется рост числа людей на нашей планете.

Принципы теории роста и развития

Для такого количественного подхода к процессам истории в соответствии с методами синергетики и статистики мы выберем в качестве главной переменной численность населения всей Земли. В росте численности мы будем видеть меру развития, и через закон роста определим природу явлений, лежащих в основе исторического развития.

Таким образом, население мира в момент времени Т мы будем характеризовать полным числом людей N - ведущей переменной, подчиняющей все остальные. Это предположение лежит в основе асимптотического приближения, когда на первом этапе анализа пренебрегают всеми остальными факторами, влияющими на рост. Процесс роста будет рассматриваться осредненно и на значительном интервале времени -в большом числе поколений. Тогда в первом приближении сама длительность жизни человека не будет явно входить в расчет, равно как и распределение людей в пространстве и по возрасту и полу. При этом исключаются экспоненциальный и логистический рост, имеющие неизменный внутренний масштаб - время удвоения. Тогда рост населения мира в соответствии с рис. 1 прекрасно описывается степенным законом:

N = 200/(2025-T) миллиардов,

где время Т выражено в годах от Р.Х. Как эмпирическую формулу ее предлагал ряд авторов, поскольку это выражение описывает рост населения Земли с удивительной точностью в течение многих тысяч лет. Тем не менее в демографии это выражение не воспринимали всерьез, поскольку оно относилось ко всему населению Земли. При этом казалось невозможным связать рост с конкретными социальными и экономическими условиями, в той мере как они реализуются в рамках отдельных стран и регионов. С другой стороны, эта формула указывала на то, что в 2025 г. население Земли обратится в бесконечность. Столь же невероятный результат получался и в самом далеком прошлом, поскольку при возникновении, по современным представлениям, Вселенной 20 млрд. лет тому назад уже должно было быть 10 человек, космологов, наблюдавших Большой Взрыв!

Однако мы будем рассматривать это выражение как содержательное описание процесса самоподобного развития, каким нам и представляется все развитие человечества и последующий демографический взрыв. Это означает, что динамика процесса роста происходит неизменным образом и такой автомодельный рост в соответствии с гиперболическим законом известен в физике и синергетике как режим с обострением . Само построение этой формулы таково, что она, как асимптотическая, применима только в ограниченной области, и задача исследователя состоит в выяснении того, что ограничивает эту область. Фактор, который хотя явно и не входит в формулу роста, есть время продолжительности репродуктивной жизни человека. Он проявляется при прохождении через демографический переход и ограничивает область применения асимптотической формулы роста. Учет этого обстоятельства позволяет избавиться от ухода роста в бесконечность по мере приближения к 2025 г., когда скорость роста не может быть больше определенной характерной для времени величины. Подобным же образом рост ограничивается другой особенностью развития, когда в далеком прошлом скорость роста не может быть меньше определенной величины. Таким образом, в рамках этих представлений удается определить начало развития человечества.

В развитой нами теории рассматриваются только статистически обобщенные величины. При этом, естественно, происходит потеря конкретики, связанная со странами и событиями, как это бывает всегда, когда обращаются к таким осредненным представлениям при изучении сложных явлений в истории и экономике. В нашей модели основной динамической характеристикой мировой демографической системы становится безразмерная константа К = 62000. Это число как главный параметр теории определяет все соотношения в результатах расчетов. Оно является также масштабом численности группы людей, которым описывается рост, и определяет первичную величину группы людей, охваченную общим социальным взаимодействием. Числами такого порядка характеризуется оптимальный масштаб города или района мегаполиса. В популяционной генетике такими числами характеризуется численность устойчиво живущего вида. Так, начальная популяция наших самых далеких предков в Восточной Африке была порядка 100 тыс. Таким образом, с величиной К связан ряд явлений, в которых отражены кооперативные свойства человека.

В итоге анализа исходной формулы роста скорость роста в эпоху всего исторического и доисторического развития можно представить в виде основного уравнения:

dN/dt = N 2 /K 2 ,

где t = T время, измеренное в единицах эффективного поколения, равное  = 45 годам. В отличие от уравнения экспоненциального роста, когда рост по закону сложных процентов пропорционален текущему капиталу, в нашем случае рост пропорционален квадрату растущей величины - второй степени населения мира. В этом нелинейном уравнении скорость роста приравнивается к коллективному взаимодействию, которое феноменологически и обобщенно описывает все процессы экономической, технологической, культурной, социальной и биологической природы. Иными словами, скорость роста всецело зависит от состояния системы в данный момент и равна квадрату населения мира, которое дает меру сетевой сложности демографической системы. В физике сложных систем, состоящих из многих частиц, таким же образом описываются разнообразные и хорошо изученные коллективные взаимодействия, каким, например, в теории газов является взаимодействие Ван дер Ваальса.

Таким образом, наши уравнения описывают все развитие человечества, при котором население Земли после медленного начального роста по мере приближения к критической дате растет все быстрее, т.е. взрывным образом, намного превышающим экспоненциальный рост, стремится уже к бесконечности. Однако именно в этот момент включаются факторы, ограничивающие демографический взрыв. В результате взрывной рост резко замедляется, а сама численность населения стабилизируется. На основе развитых представлений легко определить предел, к которому в обозримом будущем, после демографического перехода, стремится численность человечества N lim = 2N 1 = K 2 = 12 млрд., и выразить через время  и население мира N 1 = 6 млрд, в T 1 = 2000 г. начало роста T 0 = Т 1 - (N 1 /2) 1/2 = 4,5 млн. лет тому назад. Если же проинтегрировать весь процесс роста от Т 0 до нашего времени Т 1 , то можно оценить полное число людей, когда-либо живших на Земле, равное P 0,1 = 2,25K 2 lnK = 100 млрд. человек, что находится в согласии с оценками, сделанными рядом авторов. Обоснование и вывод всех расчетов даны в монографии автора "Общая теория роста населения Земли"

Использованная в модели математика элементарна и вполне была бы доступна самому Мальтусу. Учась на богословском факультете, он владел математикой настолько хорошо, что занял девятое место на математической олимпиаде в Кембриджском университете. Однако применение развитых представлений к описанию развития общества требует решимости по преодолению укорененных как в демографии, так и в других общественных науках методологических традиций. Поэтому понимание и принятие теории требует известных усилий со стороны тех, кто мало знаком с общими методами, разработанными в теоретической физике, и развитым подходом, который некоторым может показаться отвлеченным и формальным, лишенным человеческого начала. С другой стороны, следует иметь в виду, что развитые представления дают приближенную картину развития. Более того, в теории используется самое минимальное число констант, которые описывают развитие человечества в его общих чертах. Тем не менее эта модель представляет непротиворечивую и достаточно полную картину истории, в которой исторические закономерности выражены статистически значимыми величинами.

Принятие такого обобщенного подхода в значительной мере связано с необходимостью отказа от редукционизма - стремления все представлять в виде результата действия элементарных факторов и прямых причинно-следственных связей. Например, в этом случае парадоксально оказывается, что рост асимптотически зависит не от рождаемости, а только от разницы между рождаемостью и смертностью, которая в свою очередь уже зависит от всей совокупности социально-экономических условий. Именно взаимозависимость, нелинейность сильно связанных механизмов заставляет искать системные - интегративные - принципы для описания поведения сложной системы в течение длительных промежутков времени и на всем пространстве земного шара. Такой подход возможен потому, что универсальное, эффективное взаимодействие, определяющее рост, реализуется во всем населении Земли. Поэтому суммарный нелинейный закон роста не обратим и не аддитивен. Его нельзя применять к отдельной стране или региону, а только ко всему взаимосвязанному населению нашей планеты, рассматриваемой как единая система. Однако глобальный закон роста влияет на демографический процесс в каждой стране. Именно поэтому развитые представления дают описание истории человечества в целом и имеют прямое отношение к тому, как общие закономерности реализуются в условиях конкретных стран и регионов.