Средневековый крестьянин. Средневековая деревня

Средневековая Европа сильно отличалась от современной цивилизации: территория ее была покрыта лесами и болотами, а люди поселялись на пространствах, где смогли вырубить деревья, осушить топи и заняться земледелием. Как жили крестьяне в Средние века, чем питались и занимались?

Средневековье и эпоха феодализма

История Средних веков охватывает период с V по начало XVI век, вплоть до наступления эпохи Нового времени, и относится в основном к странам Западной Европы. Для этого периода характерны специфические особенности жизни: феодальная система взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, существование сеньоров и вассалов, доминирующая роль церкви в жизни всего населения.

Одна из главных особенностей истории Средних веков в Европе — существование феодализма, особого общественно-экономического уклада и способа производства.

В результате междоусобных войн, крестовых походов и других военных действий, короли одаривали своих вассалов землями, на которых те строили себе поместья или замки. Как правило, дарилась вся земля вместе с живущими на ней людьми.

Зависимость крестьян от феодалов

Богатый сеньор получал во владение все окружающие замок земли, на которых располагались деревни с крестьянами. Практически все, чем занимались крестьяне в Средние века, облагалось налогом. Бедные люди, возделывая землю свою и его, платили сеньору не только дань, но также за использование разных приспособлений для обработки урожая: печи, мельницы, пресса для давки винограда. Налог они отдавали натуральными продуктами: зерном, медом, вином.

Все крестьяне находились в сильной зависимости от своего феодала, практически они работали на него рабским трудом, питаясь тем, что оставалось после выращивания урожая, большую часть из которого отдавалась своему господину и церкви.

Между вассалами периодически происходили войны, во время которых крестьяне просили о защите своего хозяина, за что они вынуждены были отдавать ему свой надел, а в будущем становились полностью зависимыми от него.

Деление крестьян на группы

Чтобы понять, как жили крестьяне в Средние века, нужно разобраться во взаимоотношениях между феодалом и бедными жителями, которые проживали в деревнях на прилегающих к замку территориях, обрабатывали земельные участки.

Орудия труда крестьян в Средние века в поле были примитивными. Самые бедные боронили землю бревном, другие — бороной. Позже появились косы и вилы, сделанные из железа, а также лопаты, топоры и грабли. С IX века на полях стали применять тяжелые колесные плуги, на легких почвах использовали соху. Для уборки урожая предназначались серпы и цепи для обмолота.

Все орудия труда в Средневековье оставались неизменными многие столетия, ведь у крестьян не было денег для приобретения новых, а их феодалы были не заинтересованы в усовершенствовании условий труда, их волновало только получение большого урожая с минимальными затратами.

Недовольство крестьян

История Средневековья отличается постоянным противостоянием между крупными землевладельцами, а также феодальными взаимоотношениями богатых сеньоров и обнищавшего крестьянства. Это положение сформировалось на руинах античного общества, в котором существовали рабство, ярко проявившееся в эпоху Римской империи.

Достаточно тяжелые условия того, как жили крестьяне в Средние века, лишение их земельных наделов и имущества, часто вызывали протесты, которые выражались в разных формах. Некоторые отчаявшиеся бежали от своих хозяев, другие устраивали массовые бунты. Восставшие крестьяне почти всегда терпели поражение из-за неорганизованности и стихийности. После таких бунтов феодалы стремились закреплять размеры повинностей, чтобы остановить их бесконечный рост и уменьшить недовольство бедных людей.

Конец эпохи Средневековья и рабской жизни крестьян

По мере роста экономики и появления производства к концу эпохи Средневековья произошел промышленный переворот, многие жители деревень стали переезжать в города. Среди бедного населения и представителей других сословий начали преобладать гуманистические взгляды, которые считали личную свободу для каждого человека важной целью.

По мере отказа от феодальной системы пришла эпоха, названная Новым временем, в которой уже не было места устаревшим взаимоотношениям между крестьянами и их сеньорами.

Жить в одиночку нелегко. Поэтому крестьяне одной или нескольких соседних деревень объединялись в общину. На общинном сходе решались все важнейшие вопросы, если они не затрагивали интересов сеньора. Община определяла, какое поле засеять яровыми, а какое - озимыми. Община распоряжалась угодьями: лесом, пастбищем, сенокосом, рыбными ловлями. Все это в отличие от пахотной земли не делилось между отдельными семьями, а было общим. Община помогала бедным, вдовам, сиротам, защищала тех, кого обидели какие-нибудь чужаки. Община порой распределяла между отдельными дворами повинности, которые назначал деревне ее сеньор. Община часто выбирала своего старосту, строила церковь, содержала священника, следила за состоянием дорог и вообще за порядком на своих землях. Деревенские праздники также устраивались по большей части на средства общины. Свадьба или похороны кого-либо из крестьян были делом, в котором участвовали все общинники. Самое страшное наказание для провинившегося - изгнание из общины. Такой человек - изгой лишался всех прав и не пользовался ничьей защитой. Судьба его почти всегда складывалась печально.

Приблизительно в эпоху Каролингов в сельском хозяйстве распространилось новшество, существенно поднявшее урожаи зерновых. Это было трехполье.

Вся пахотная земля делилась на три поля равных размеров. Одно засевалось яровыми, другое - озимыми, а третье оставалось отдыхать под паром. На следующий год первое поле оставляли под пар, второе шло под озимые, третье - под яровые. Этот круг повторялся из года в год, и земля при такой системе меньше истощалась. К тому же больше стали использоваться удобрения. У каждого хозяина была своя полоса земли на каждом из трех полей. Чересполосно располагались также земли сеньора и церкви. Им тоже приходилось подчиняться решениям общинного схода: как, например, использовать в этом году то или иное поле, когда можно выпускать скот пастись на жнивье и т. п.

Деревни были на первых порах совсем маленькими - редко когда в них можно было насчитать десяток дворов. Со временем, правда, они стали разрастаться - в Европе постепенно увеличивалось население. Но случались и тяжелые бедствия - войны, неурожаи и эпидемии, - когда пустели десятки деревень. Урожайность была не слишком высокая, и создать большие запасы, как правило, не получалось, поэтому два-три неурожайных года подряд могли вызвать страшный голод. Средневековые хроники полны рассказов об этих суровых бедствиях. Стоит напомнить, что европейские крестьяне до открытия Америки еще не знали кукурузы, подсолнечника, помидоров и, что особенно важно, картофеля. Не было тогда известно и большинства современных сортов овощей и фруктов. Но зато ценились плоды бука и дуба: буковые орешки и желуди долгое время были главным кормом для свиней, которых выгоняли пастись в дубравы и буковые рощи.

В раннем средневековье повсеместно главной тягловой силой были быки. Они неприхотливы, выносливы, а в старости могут использоваться на мясо. Но затем было сделано одно техническое изобретение, значение которого трудно переоценить. Европейские крестьяне изобрели... хомут.

Лошадь в Европе в то время - сравнительно редкое и дорогое животное. Ее использовала знать для верховой езды. А когда лошадь запрягали, например, в плуг, она тянула его плохо. Дело было в упряжи: ремни обхватывали ее вокруг груди и мешали дышать, лошадь быстро выбивалась из сил и не могла тянуть за собой плуг или груженую повозку. Хомут же перенес всю тяжесть с груди на шею лошади. Благодаря этому ее применение как тягловой силы стало более эффективным. К тому же лошадь выносливее быка и быстрее вспахивает поле. Но были и недостатки: конину в Европе в пищу не употребляли. Сама же лошадь требовала больше корма, чем бык. Это привело к необходимости расширять посевы овса. С IX-X вв. лошадей стали почти повсеместно подковывать. Технические новшества: хомут и подкова - позволили более широко применять лошадь в хозяйстве.

Крестьяне не только обрабатывали землю. В деревне всегда были свои мастера. Это прежде всего кузнецы и мельники.

Односельчане с большим почтением относились к людям этих профессий и даже побаивались их. Многие подозревали, что кузнец, «укрощающий» огонь и железо, как и мельник, умеющий обращаться со сложными инструментами, знаются с нечистой силой. Недаром именно кузнецы и мельники - частые герои волшебных сказок, страшных легенд...

Мельницы были главным образом водяные, ветряные появились примерно к XIII в.

Конечно, в каждом селении были знатоки гончарного дела. Даже там, где о гончарном круге забыли в эпоху Великого переселения народов, его вновь стали использовать, начиная примерно с VII в. Повсюду женщины занимались ткачеством, используя более или менее совершенные ткацкие станки. В деревнях по мере надобности плавили железо, изготовляли из растений красители.

Все, что нужно было в хозяйстве, здесь же и производилось. Торговля была развита слабо, ведь производилось не так много, чтобы можно было избыток отправлять на продажу. Да и кому? В соседнюю деревню, где делают то же самое? Соответственно, и деньги значили не так уж много в жизни средневекового крестьянина. Почти все необходимое он делал сам или выменивал. А дорогие ткани, привезенные купцами с Востока, драгоценности или благовония - пусть покупают сеньоры. Зачем они в крестьянском доме?

Такое состояние экономики, когда практически все необходимое производится тут же, на месте, а не покупается, называется натуральным хозяйством. Натуральное хозяйство господствовало в Европе в первые столетия средневековья.

Это не означает, однако, что простыми крестьянами уж совсем ничего не продавалось и не покупалось. Вот, например, соль. Выпаривали ее сравнительно в немногих местах, откуда потом развозили по всей Европе. Соль в средние века использовалась шире, чем теперь, поскольку шла на заготовку скоропортящихся продуктов. Кроме того, крестьяне питались главным образом мучнистыми кашами, которые без соли были совершенно безвкусными.

Помимо каш обычной пищей в деревне были сыры, яйца, естественно, фрукты и овощи (бобовые, репа и лук). На севере Европы те, кто побогаче, лакомились сливочным маслом, на юге - оливковым. В приморских деревнях, конечно же, главной едой была рыба. Сахар, по сути дела, был предметом роскоши. Зато дешевое вино было общедоступно. Правда, его не умели долго хранить, оно быстро скисало. Из разных видов зерна повсюду варили пиво, а из яблок делали сидр. Мясо позволяли себе крестьяне, как правило, лишь по праздничным дням. Стол можно было разнообразить за счет охоты и рыбной ловли.

На большей площади Европы крестьянский дом строился из дерева, но на юге, где этого материала не хватало, - чаще из камня. Деревянные дома крылись соломой, которая годилась в голодные зимы на корм скоту. Открытый очаг медленно уступал место печи. Маленькие окошки закрывались деревянными ставнями, затягивались пузырем или кожей. Стекло использовалось лишь в церквах, у сеньоров и городских богачей. Вместо дымохода часто зияла дыра в потолке, и когда топили, дым заполнял помещение. В студеную пору нередко и семья крестьянина, и его скот жили рядом - в одной избушке.

Женились в деревнях обычно рано: брачным возрастом для девушек считалось часто 12 лет, для юношей - 14-15 лет. Детей рождалось много, но даже в состоятельных семьях далеко не все доживали до совершеннолетия.

Появился голод этот - в отмщение за грехи - впервые на Востоке. Обезлюдив Грецию, пошел на Италию, распространился оттуда по Галлиям, перекинулся ко всем народам Англии. И весь род человеческий изнывал из-за отсутствия пиши: люди богатые и достаточные чахли с голода не хуже бедняков... Если кто-либо находил что-нибудь съестное для продажи, то мог запрашивать какую угодно цену - и получил бы сколько угодно...

Когда переели весь скот и птицу и голод стал сильнее теснить людей, они стали пожирать мертвечину и другие неслыханные вещи. Чтоб избежать грозящей смерти, некоторые выкапывали лесные коренья и водоросли. Но все было тщетно, ибо нет убежища против гнева Божиего, кроме Него Самого. Страшно рассказывать, до какой степени доходило падение человеческого рода.

Увы! Горе мне! То, о чем раньше и слышать редко приходилось,- к тому побуждал бешеный голод: люди пожирали мясо людей. На путников нападали те, кто был посильнее, делили их на части и, изжарив на огне, пожирали. Многие, гонимые голодом, переходили с места на место. Их принимали на ночлег, ночью душили и хозяева употребляли их в пишу. Некоторые, показав детям яблоко или яйцо и отведя их в уединенное место, убивали и пожирали. Во многих местах тела, вырытые из земли, тоже шли на утоление голода... Есть мясо людей казалось до такой степени обычным, что некто вынес его вареным на рынок в Турнюс, как какую-нибудь говядину. Его схватили, он не отрицал своего преступления. Его связали и сожгли на костре. Мясо же, зарытое в землю, ночью другой вырыл и съел. Его также сожгли.

Тогда в этих местах стали пробовать то, о чем раньше никто никогда и не слыхивал. Многие вырывали белую землю вроде глины и из этой смеси пекли себе хлебы, чтобы хоть так спастись от голодной смерти. В этом была их последняя надежда на спасение, но и она оказалась тщетной. Ибо лица их бледнели и худели; у большинства кожа пухла и натягивалась. Самый голос у этих людей делался так слаб, что напоминал собою писк издыхающей птицы.

И тогда волки, привлеченные трупами, оставшимися из-за множества покойников непогребенными, стали делать своей добычей людей, чего уже давно не было. И так как невозможно было, как мы сказали, благодаря многочисленности, погребать каждого покойника в отдельности, в некоторых местах люди богобоязненные рыли ямы, а народ называл их «свалками». В этих ямах хоронили сразу 500 и даже еще более трупов, сколько войдет. И валили туда трупы без всякого порядка, полунагие, без саванов. Даже перекрестки дорог и поля, лишенные жнивья, шли под кладбища...

Свирепствовал этот ужасный голод по всей земле в меру грехов человеческих целых три года. На нужды бедных растрачены были все церковные сокровища, исчерпаны все вклады, изначально предназначенные, согласно грамотам, на это дело.

Люди, истощенные продолжительным голодом, если им удавалось наесться, распухали и тотчас же мерли. Другие же, прикасаясь руками к пище и пытаясь поднести ее ко рту, падали в изнеможении, будучи не в силах исполнить свое желание.

В поэме рассказывается о том, как Гельмбрехт, сын мейера (т. е. крестьянина) вздумал стать рыцарем и что из этого вышло. Ниже следует отрывок из поэмы, в котором отец Гельмбрехта пытается урезонить своего сына.

Я отправляюсь ко двору. Благодарю свою сестру, Благодарю за помощь мать, Добром их буду поминать. Теперь купите для меня, Любезный батюшка, коня. С досадой молвил мейер строго: Хотя ты просишь слишком много У терпеливого отца, Тебе куплю я жеребца. Твой конь возьмет любой барьер, Поскачет рысью и в карьер, Не утомившись, донесет Тебя до замковых ворот. Куплю коня без отговорок, Лишь только не был бы он дорог. Но не бросай отцовский кров. Обычай при дворе суров, Он лишь для рыцарских детей Привычен от младых ногтей. Вот если б ты пошел за плутом, И, мерясь силами друг с другом, Мы запахали бы свой клин, Счастливей был бы ты, мой сын. И, даром не потратив силы, Дожил бы честно до могилы. Всегда я верность уважал, Я никого не обижал, Платил исправно десятину И то же завещаю сыну. Не ненавидя, не враждуя Я жил и мирно смерти жду я. - Ах, замолчи, отец любезный, С тобой нам спорить бесполезно. Хочу не прятаться в норе, А знать, чем пахнет при дворе. Не стану надрывать кишки И на спине носить мешки, Лопатой нагружать навоз И вывозить за возом воз, Да накажи меня Господь, Зерно не стану я молоть. Ведь это непристало Моим кудрям нимало, Моим нарядам щегольским, Голубкам шелковым моим На шапке той, расшитой Девицей родовитой. Нет, я не буду помогать Тебе ни сеять, ни пахать. - Останься, сын,- отец в ответ,- Я знаю, Рупрехт, наш сосед, Тебе в невесты прочит дочь. Согласен он, и я не прочь, Отдать за ней овец, коров, Всего до девяти голов Трехлеток и молодняка. А при дворе наверняка, Сынок, ты будешь голодать, На жестком ложе засыпать. Тот остается не у дел, Кто восстает на свой удел, А твой удел - крестьянский плуг, Не выпускай его из рук. Хватает знати без тебя! Свое сословье не любя, Ты только попусту грешишь, Плохой от этого барыш. Клянусь, что подлинная знать Тебя лишь может осмеять. А сын твердит с упорством бычьим: Освоюсь с рыцарским обычьем Не хуже знатного птенца, Что вырос в горницах дворца. Когда мою увидят шапку И золотых кудрей охапку, Поверят, что не знался с плугом, Не гнал волов крестьянским лугом, И клятвой присягнут везде, Что не ступал по борозде. Мне в каждом замке будут рады, Когда надену те наряды, Что подарили мне вчера И мать, и добрая сестра. В них походить на мужика Не буду я наверняка. Признают рыцаря во мне, Хотя, случалось, на гумне Я молотил свое зерно, Да было то давным-давно. Взглянув на эти две ноги, Обутых важно в сапоги Из кордуанской кожи, Не вздумают вельможи, Что частокол я городил И что мужик меня родил. А жеребца сумеем взять, Тогда я Рупрехту не зять: Мне дочь соседа не нужна. Нужна мне слава, не жена. Сынок, умолкни на мгновенье, Прими благое наставленье. Кто старшим внемлет, тот по праву Сыскать сумеет честь и славу. А кто презрит отца науки, Себе готовит стыд и муки И пожинает только вред, Благой не слушая совет. Ты мнишь в своем богатом платье Сравняться с прирожденной знатью, А это у тебя не выйдет. Тебя лишь все возненавидят. Случись беда, найдись изъян, Никто, конечно, из крестьян Тебе не выкажет участья, А будет только рад несчастью. Когда исконный господин Залезет к мужику в овин, Отнимет скот, ограбит дом, Он выйдет правым пред судом. А если ты возьмешь хоть кроху, Сейчас поднимут суматоху, Не унесешь оттуда ног И сам останешься в залог. Не станут верить ни словечку, Оплатишь каждую овечку. Сообрази, что если даже Тебя убьют, поймав на краже, То опечалятся немного, Решат, что послужили Богу. Оставь, мой сын, все эти враки, Живи с женой в законном браке. -Пусть будет все, что суждено, Я еду. Это решено. Мне должно знаться с высшим кругом. Учи других возиться с плугом И утирать соленый пот. Я нападу на здешний скот И погоню добычу с луга. Пускай быки ревут с испуга, Пустившись вскачь, как от огня. Мне не хватает лишь коня - С друзьями мчать напропалую, Я только лишь о том тоскую, Что мужиков до этих пор Не гнал, хватая за вихор. Я бедность не хочу сносить, Три года стригунка растить, Телушку пестовать три года, Не много от того дохода. Чем честно бедствовать с тобой, Уж лучше я пушусь в разбой, Одежду заведу из меха, Нам зимний холод не помеха, - Всегда найдем и стол, и кров, И стадо тучное быков. Спеши, отец, к купцу ты, Не медля ни минуты, Купи скорее мне коня, Я не хочу терять ни дня. 

В Средние века были сосредоточены вокруг замков феодалов, и крестьяне всецело зависели от этих господ. Это происходило потому, что на заре формирования феодализма короли раздаривали своим вассалам земли вместе с людьми, на них проживающими. К тому же внутренние и внешние войны, в состоянии которых постоянно пребывало средневековое общество, разоряли крестьян. Нередко случалось, что сами крестьяне просили феодалов о помощи, когда не могли самостоятельно защитить себя от набегов и грабежей своих соседей или чужестранцев. В таких случаях они должны были отдать свои наделы феодалу-защитнику и оказывались в полной зависимости от него. Крестьяне, которые были официально свободны, но не имели прав на владение землей, назывались земельно зависимыми. Во Франции, Англии, Италии и Западной Германии их называли вилланами. Крестьяне лично зависимые были самыми бесправными. В Испании их называли ременсами, во Франции – сервами. А в Англии даже вилланы не имели права покидать своего господина ни при каких обстоятельствах.

Кроме налогов, крестьяне платили своему сеньору за пользование его мельницей, печью, виноградным прессом и прочими приспособлениями, которых не было в хозяйстве крестьян. Чаще всего крестьяне отдавали за это часть своей продукции: зерно, вино, мед и т.д. Чтобы получить свободу (это стало возможным в XII – XIII вв.), крестьяне могли заплатить большой выкуп, но земля по-прежнему оставалась во владении феодала.

Скандинавские крестьяне эпохи Средневековья находились в самом выгодном положении: они были свободными владельцами земли, но должны были выплачивать какой-то процент своей продукции . Жизнь крестьян в средневековые времена, как и теперь, была тяжелее и суровее, чем жизнь горожан. Чтобы вырастить урожай, надо было много месяцев трудиться не покладая рук и молить Бога о благоприятной погоде, о том, чтобы не забрали кормильца на очередную войну, чтобы по крестьянскому полю не проскакали несколько десятков всадников из свиты феодала в погоне за лесным зверем во время охоты, чтобы овощи не погрызли зайцы, а зерно не поклевали птицы, чтобы не сожгли, не разорили урожай какие-нибудь лихие люди. И даже если все будет благополучно, выращенного вряд ли хватит, чтобы досыта прокормить обычно очень большую семью. Часть урожая нужно отдать феодалу, часть – оставить на семена, а уж остальное – семье.

Крестьяне жили в маленьких домиках, крытых камышом или соломой. Дым от очага клубился прямо в жилом помещении, стены которого были вечно черные от сажи. Окон или вовсе не было, а если и были, то очень маленькие и без стекол, так как стекло было слишком дорогим для бедного крестьянина. В холодную пору эти отверстия просто затыкали какими-нибудь тряпками. Зимой часто даже свою немногочисленную скотину крестьяне держали у себя в жилище. Темно, тесно, дымно было в домах средневековых крестьян. Зимними вечерами при тусклом свете лучины (свечи стоили дорого) крестьянин что-нибудь мастерил или ремонтировал, его жена шила, ткала, пряла. Еда в доме была скудной и однообразной: лепешки, похлебки, каши, овощи. Хлеба часто не хватало до нового урожая. Чтобы не пользоваться мельницей феодала (ведь за это надо платить), крестьяне просто толкли зерно в долбленной деревянной посудине – получалось нечто вроде муки. А весной снова пахать, сеять, оберегать поля. И молиться, молиться истово, чтобы не случились заморозки на всходы, чтобы не было засухи, пожара или другой беды. Чтобы чума и мор не пришли в деревню, чтобы и в этом году не случилось очередного военного похода, для участия в котором могли забрать сыновей. Бог милостив, хотя на все воля Его святая.

(сервы, serfs ) были потомками или, по крайней мере, преемниками древних римских рабов (servi). Но в течение веков их положение постепенно улучшилось. Господин был в то же время собственником: он видел в крепостном лишь сельскохозяйственное орудие и не требовал от него ничего, кроме извлечения выгоды из его поместья. Сельских крепостных более не продавали; они могли вступать в брак и оставались бессменно в одном и том же поместье , начиная собой здесь поколения хлебопашцев. Каждая семья получала от господина дом и участок земли, которые и переходили из рода в род, так как господин отказывался от права взять их обратно. Крепостной сделался держателем. Тем самым, когда крепостные были переведены на роль хлебопашцев и когда господин перестал требовать от них личной службы, рабство было превращено в крепостное состояние, тогда как, наоборот, в России XVIII в. помещики, отрывая своих крепостных от земли и обращая их в лакеев и горничных, вновь создали рабство, подобное античному . (Мы не хотим сказать, что в средние века не было рабов, исполнявших роль домашней прислуги, но их было очень мало, и здесь, где мы говорим о крепостных, нам нет надобности касаться положения челяди.)

Крепостной не получал своего держания как безвозмездный дар; собственник, оставшись его господином, требовал от него оброка и барщины, часто определяемых им по произволу. По меткому выражению того времени, крепостной был «tаillаble et corvéаble à merci» (обязан оброком и барщиной по всей воле господина). Однако сила обычая в средние века была так велика, что часто он определял, в конце концов, даже размеры повинностей крепостных: собственник не мог требовать от них больше того, что они искони платили. Наоборот, не всегда нужно было быть крепостным, чтобы быть обязанным оброком по всей воле господина.

Классы феодального общества. Учебный видеофильм

По-видимому, специальными повинностями крепостного крестьянина, характеризовавшими его положение, были в средние века те, которые свидетельствовали также и о его личной, зависимости: cаpitаtion (подушная подать) formаriаge (плата за вступление в брак) и mаin morte («мертвая рука»).

Cаpitаtion есть подать с каждой головы, выплачиваемая обычно ежегодно; эту повинность господин наложил на своих крепостных в силу своего абсолютного права; она представляет собой пережиток рабства.

Formаriаge есть налог, уплачиваемый собственнику крепостным или крепостной при вступлении в брак с лицом, стоящим вне его власти. Если держатели одного и того же владельца вступают в брак между собой, то они не выходят из-под его зависимости и их брак для него безразличен; в этом случае только изредка устанавливается небольшая повинность. Но вступая в брак с чужаком, крепостная выходит из-под власти господина; понятно, что она может сделать это только с его согласия. Formаriаge и есть, по-видимому, цена, уплачиваемая господину с целью получить его согласие на брак. (Пресловутое «сеньориальное право первой ночи», возбудившее столько жестоких споров между панегиристами и хулителями средних веков, относится, без сомнения, к рабству. В той форме, в какой его прославила популярная литература, оно упоминается очень редко, притом лишь в документах ранней эпохи, допускающих, вдобавок, противоположные толкования.)

Mаin morte есть право господина завладеть наследством своего крепостного в том случае, когда последний не оставляет после себя детей, живущих при нем. Крепостная семья владеет своим домом и полем только в силу соизволения господина, единственного настоящего собственника. По установившемуся обычаю держание оставляют за семьей до тех пор, пока она живет вместе. Но раз семья вымерла или рассеялась, держание возвращается к собственнику, при этом он не обязан считаться с побочными родственниками или даже с детьми своего крепостного, живущими на стороне, потому что держание принадлежит ему. Если же он соглашается отдать его родственникам своего крепостного, то не иначе, как при условии довольно большого выкупа. Именно это право на выморочное имение и называется mаin morte (сам термин появляется в XI в.). Обычай или частные договоры устанавливали постоянный размер выкупа. Во многих германских странах (Англия, Германия, Фландрия) право господина сводилось к вычету из наследства какой-нибудь вещи или головы скота.

По той же причине, по которой крепостной не может завещать своего держания при смерти, он при жизни не может продавать или отчуждать его без особого разрешения своего господина.

Более характерна другая черта первоначального рабства, сохранившаяся в течение долгого времени. Крепостной крестьянин, водворенный в поместье, не мог быть оторван от него своим господином; но и сам он, в свою очередь, не имел права покидать поместье, чтобы поселиться где-нибудь на стороне. Уходя без разрешения, он причинял убыток господину, так как лишал его своих услуг; господин имел право преследовать беглеца и заставить его вернуться: это было право преследования.

Мы узнаем, что сеньоры принимают меры против этих побегов, вступая в соглашение с соседними владельцами и взаимно обязываясь возвращать друг другу своих беглых крепостных. Другие производят целые следствия, чтобы разыскать крепостных, которые стараются ускользнуть от них, либо скрывая свое звание, либо поселяясь на землях других сеньоров, либо вступая в духовное звание. Граф Фландрский Карл был убит в 1127 г. за то, что произвел следствие, при котором была скомпрометирована одна знатная фамилия, происшедшая от крепостного.

Это жестокое право преследования вскоре смягчается. Во Франции уже в XII столетии господствует обычай, по которому крепостной может уйти и поселиться на стороне, обычно при двух условиях: он должен торжественно предупредить об этом своего господина (отречься от него), и должен отказаться от всего имущества, которым владел в его поместьях.

Под разными названиями крепостное право существовало во всей Европе. (В Германии крепостные назывались leibeigen.) По-видимому, крепостные составляли главную массу сельского населения со времен Карла Великого , и их потомки рождались крепостными. Само держание в конце концов усвоило все черты их крепостного положения и передавало последнее всякому, кто становился держателем; живя на крепостном держании, свободный человек обращался в крепостного; юристы называли это вещественным рабством. Другие источники рабства – война, судебные приговоры, дарение-жертвование на церковь, точно так же, как и colliberti (совместно отпущенные на волю) – имели слишком ничтожное практическое значение, чтобы заслуживать чего-нибудь больше простого упоминания.

Но крепостной мог сделаться и свободным человеком. Подобно античному рабу, он мог быть лично освобожден своим господином посредством символического обряда или письменного акта (хартии); в течение средних веков господствовала исключительно вторая форма. Но отпущение на волю отдельных лиц становится все более и более редким: почти всегда господин освобождал сразу всех крепостных поместья, одним актом изменяя положение целой деревни или целого округа.

Понятно, что он поступал таким образом вовсе не из великодушия. Крепостные покупали свою свободу, сначала платили известную сумму, особенно в XII в., когда деньги стали не так редки, позже обязывались на вечные времена за себя и за своих потомков платить специальные повинности, которые напоминали бы об их прежнем положении.

Взамен этого господин отказывался от своего права взыскивать с них собственно рабские повинности, особенно mаin morte . Часто он также отказывался от произвольных обложений и обязывался впредь взимать только определенные повинности, но это не было непременным последствием освобождения. Положение вольноотпущенных зависело исключительно от условий, заключенных ими с собственником и точно обозначенных в письменном контракте (хартии). Во всяком случае, они оставались держателями поместья. Атак как единственным различием между держателем-крепостным и свободным держателем была разница в величине повинностей, то их положение изменялось вовсе не так сильно, как можно было бы думать, судя по высокопарным выражениям некоторых хартий, превозносящих благотворное действие свободы. Иногда крепостные отказывались платить за это благо ту цену, которую требовали за него, и сам господин заставлял их покупать его.